— Двое, которые проиграют, потом по очереди открывают карты, пока один не откроет туза. Он, значит, выиграл. А кто проиграет — поедет, соберет манатки и ту-ту!
И Бледный перебил:
— Триста фунтов, говоришь?
А Меченый присвистнул сквозь зубы и тоже спросил:
— Для тебя это, конечно, мелочь?
И Новенький, абсолютно невозмутимо:
— Триста фунтов.
И Бледный:
— Где же ты возьмешь триста фунтов?
Он не ответил — молча вытащил из кармана смятую пачку денег, разорвал ленточку, которой она была перехвачена, и стал отсчитывать, медленно и аккуратно выкладывая купюры тремя пачками рядом с собой на койку, как бы нехотя, как бы с сожалением расставаясь с каждой, поплевывая на пальцы и усмехаясь:
— Триста фунтов, сукины вы дети!
И Бледный пробормотал неуверенно:
— Да они уже завтра обесценятся, на подтирку пойдут…
А Меченый подпел:
— Еще поглядим, как-то ты их сбудешь с рук!
Новенький только провел пальцем по краю пачки, деньги зашелестели, он развернул их веером и снова сложил, взял две другие пачки, чуть выждал и помахал ими перед носом, ты даже уловил чуть слышное потрескивание.
Он их сломил, оба сдались, раскисли, и вдруг все трое уставились на тебя, ожидая ответа, и ты повторил слова Новенького:
— Кто проиграет — поедет.
И Бледный взял стакан, выпил залпом, но все-таки не успокоился — опять, в который раз уже, спросил тебя:
— Так играешь или нет?
А Меченый, ему в тон:
— Ты же не сдрейфил?
И ты понял — они не отстанут, либо согласишься играть, либо они до утренней поверки не дадут тебе покоя своими насмешками, а уж о том, чтобы лечь в кровать, поспать хотя бы час, и мечтать не придется, потому что они будут трещать без умолку, обвинять тебя во всех смертных грехах, попрекать тем, что ты по малодушию подвел их; и стало яснее ясного, или уступишь, или они отныне будут обращаться с тобой как с предателем, натравят на тебя весь дом, и все будут колотить ложками по столу, если посмеешь сунуться в столовую, и растрезвонят на весь лагерь, что ты доносчик, как обычно делалось, когда хотели кого-то оплевать, выдумают тысячу издевательств, которые придется сносить безропотно, короче, или уступишь, или тебе не будет ни минуты покоя, и вот по этой причине ты не стал возражать и повторил:
— Кто проиграет — поедет.
И все трое закивали:
— Кто проиграет — поедет.
После этого уже не имело смысла возражать. Новенький принялся тасовать карты с таким видом, словно знал с самого начала: оказать сопротивление ты не осмелишься.