Британец

Капрал вытянулся «смирно», а ты, глядя на него, вдруг размечтался: ведь ты мог бы выскочить в окно, всего и надо-то — вскочить, соскользнуть по стене вниз и преспокойно уйти, будто ты ни при чем, а потом узнать, когда отойдет первый корабль, и через пару часов тебя и след простынет!

Новенький успокоился, бросил твердить, что вас, может быть, отпустят, и сидел теперь неподвижно, как все, скрестив руки на груди. Ты заметил, что в нем опять проснулось дикое упрямство, которое уже обнаружилось в его препирательствах со старостой вашего дома: таскать дрова? Да с какой стати? Еще чего выдумают! Замазывать эту пакость на окне комнаты? Не дождетесь! Подметать пол в столовой? Нашли дурака! Выносить мусорное ведро, помогать на кухне — нет, нет и нет! И ты вспомнил, как он в ответ на подобные предложения говорил, что неплохо бы старосте и самому поработать, вместо того чтобы часами торчать в ванной, и не класть куда попало ключ от сортира, чтобы после не злиться, если ночью все выходят по нужде во двор и днем, в жару, вонь стоит как в свинарнике, да еще набрасывался на старосту с руганью. Уж конечно, вечером он, не долго думая, разляжется на кровати, которая предоставлена тебе с ним на двоих, сегодня он не вытащит, как обычно, колоду карт, которую всегда таскает в кармане, не предложит сыграть на то, кому спать в кровати, а кому — на полу, или на то, чтобы проигравший в одних трусах пробежал через весь квартал, нет, будет лежать да посмеиваться с невинным видом, и тебе придется выбирать — либо спать на голых досках, либо улечься рядом с ним; та парочка, Бледный и Меченый, засыпали «валетом», но утром просыпались в обнимку, головами на одной подушке, ты часто недоумевал, за что тебе такое наказание — общество этого малоприятного типа.

Солдаты на улице опять сошлись у проволоки, за ней, на безопасном расстоянии, остановилась компания девиц, глазевших на лагерь, — изогнувшиеся фигурки, одной рукой придерживают шляпки, другой прижимают к коленям поднятые ветром подолы, и ты увидел, что за какие-то считанные мгновения свет, озарявший берег, несколько раз переменился, ты увидел гуляющих на пляже людей, многие, закатав брюки, вошли в воду, их длинные тени достигали берега, как всегда вечером при ясной погоде. Все было как всегда: собака бежала по берегу вдоль края воды, чайки, которых она гоняла, взмывали в воздух, похожие на клочья газет, ты услышал хлопанье крыльев, оно раздавалось редко, с невероятно долгими паузами между раздельными и отчетливыми хлопками. Ты, не оборачиваясь, почувствовал, что солнце заходит и в последнем его отблеске вспыхивает колючая проволока, а море за ней словно противится своему собственному движению, словно упирается изо всех сил, не желая, чтобы прилив сменился отливом.