Британец

Все в точности совпало с картиной, которую я на следующий день, в библиотеке здешнего музея, составила себе по вырезкам из газет, и еще это соответствовало тому, что рассказывала Кэтрин о предвзятом отношении ее друзей к Хиршфельдеру, которое обнаружилось, когда он вернулся в Лондон. Среди газетных материалов попадались самые настоящие пасквили — например, я прочла, что в те самые месяцы, когда Англия подвергалась разрушительным бомбардировкам, интернированным жилось как у Христа за пазухой, что интернированные должны быть благодарны, ведь они находились вдалеке от опасности, не знали, что такое давка у входов в бомбоубежища, в общем, прохлаждались в одном из красивейших уголков страны! Женщинам в этих публикациях также отводилась особая роль, вероятно потому, что журналисты получили возможность с ними встретиться, и потому, что, в отличие от мужчин, женщины не доставляли неудобств дугласцам, из-за них никому не пришлось покидать свои дома, да, конечно, интернированные женщины жили за колючей проволокой, но в общем-то почти как в мирное время; дальше в статьях шли описания хорошо питавшихся, крепких женщин, которые, прихватив с собой пляжные наряды или теннисные ракетки, гуляли по острову и до конца лета купались в море, причем иные голышом; писали и о том, что они ходили в брюках, как мальчишки, и, поскольку имели деньги, скупали товары в магазинах Порт-Эрина и Порт-Сент-Мэри; читая все это, я отлично представляла себе, как относилось к ним местное население.

Вполне вероятно, Лео тоже читал эти статьи, ведь когда они были напечатаны, во всех лагерях уже разрешили покупать газеты, и мне кажется, он, как раз имея в виду газеты, заявил, что, конечно, сидел за решеткой, однако недостатка в чем-либо не испытывал, а в каком-то смысле эти месяцы и вообще были лучшими в его жизни. Помню, пришлось дождаться, пока он закончит переливать из пустого в порожнее и восхищаться духом товарищества, какого ни раньше, ни позже не знал, и, помню, еще он с великой неохотой рассказал, что осенью, когда интернированных послали на полевые работы, познакомился со своей будущей женой, работал у нее в усадьбе, хозяином которой теперь является. Ему явно не хотелось об этом говорить, он сидел, положив руки на колени ладонями кверху, будто просил извинения, и, не сомневаюсь, на душе у него сразу полегчало, когда я, не ответив, стала смотреть в окно, будто отвлеклась, заметив что-то интересное.

О Хиршфельдере я не спрашивала, хотя после того, как лагерь на Главной набережной закрыли, он, как и Лео, еще около двух месяцев провел на Хатчинсон-сквер, в единственном на весь Дуглас лагере, расположенном вдали от берега. Скажи Лео, что он знал Хиршфельдера, я, наверное, не поверила бы, так что и не жалею, что не спросила; было бы только странно, если бы Лео его вспомнил. В итоге, за всю нашу беседу я не услышала ничего существенного, кроме рассказа о ссорах и драках, но о них я и тах знала от мистера Стюарта.

«Приспешники нацистов» — к этим словам Лео прицепился, как будто раньше никогда не слышал; тут я наконец поняла, почему не верю ему, — он заявил, что во всем лагере не было ни одного человека, которого можно было бы определенно отнести к этой категории.

— Неприятности доставляли только коммунисты, они по обыкновению все к себе тянули. Все до одного старосты состояли в их партии.

Мы уже вышли на набережную, и он вдруг дал себе волю — напропалую пустился жестикулировать, даже голос у него изменился, когда он начал рассказывать о конспиративных собраниях, проходивших в прачечной одного из домов лагеря, на которые допускалась лишь горстка облеченных доверием.

— Конечно, о собраниях все знали. Но пока Дядюшка Джо [6]занимал неправильную позицию, им приходилось остерегаться и не выступать слишком открыто.

Я, лишь повторив эти слова вслух, сообразила, о ком речь, и рассмеялась:

— Дядюшка Джо?

— Вы ведь не назовете его добрым дедушкой?

— Дядюшка Джо!

И он вдруг тоже прыснул, а потом сказал насмешливо:

— Что и говорить, задал он задачку своим сторонникам. Даже самым упертым было нелегко защищать его после всей устроенной им чертовщины. Это уж потом, после нападения на Россию, он превратился в блистательного героя.