Бремя феодала

Ввели перехваченного курьера. Вольдемар, при поддержке активированного для этого падре, помолился, перекрестился и поведал, что его люди перехватили сего человека ночью и при каких обстоятельствах. И он подозревает, что этот человек может быть связным между сеньором бароном и террористами, и в текущий момент ехал их предупредить. После чего Наташа по моему знаку сразу стала пытать и его.

Почему без предъявления веских обвинений, по одному подозрению? А потому, что он не барон. И даже не рыцарь. Кто-то из вольных, челядинец. А с ними политес не обязателен — он только на «братву» распространяется. Мы ж гопники, беспредельщики, в масштабах целого мира. И иногда это играет в плюс.

Помурыжив сеньора десять минут, дал знать стоящим в углу двум нашим палачам. Один мой, одного привёз с собой Алькатрас — очень помогли нам в Магдалене. Сеньоры в масках и палаческих накидках тут же поднесли к курьеру подготовленный заранее, днём, стол, привязали его к столешнице, а ноги — к ножкам, чутка их расставив. Курьер сопротивлялся, но когда тебя держат два дуболома в панцирях — не особо посопротивляешься. Наконец, палачи спустили сеньору штаны и один из них принёс металлический дрын. Багор. Только в качестве рабочей части использовали тупой его конец, который обильно смазали салом. После чего, не торопясь засунули смазанный конец курьеру в задний проход, и перехватили багор большими шипцами, взяв те через через толстые варежки.

Сам курьер стиснул зубы, но до сей поры не издал ни звука. Все же остальные, включая отца и сына баронов, смотрели за действом с интересом, затаив дыхание. Казни здесь — разновидность развлечения. А я придумал что-то, чего они ещё не видели.

Не люблю пытать людей. Но это экзамен, надо. А потому подошёл, почти прикоснулся к металлу багра и выпустил в него энергию. Немного, чтобы не обжечь собственную руку. И продолжал держать пробой, чувствуя идущий от железяки жар.

Курьер держался минут с пять. И только когда жар стал нестерпимым для моей руки, а в помещении начало пахнуть палёным, не выдержал и заорал. Но заорав, будто сорвал невидимый предохранитель, забившись в приступе, что даже конвоиры еле его удержали.

— А-а-а-а-а! Я скажу! Всё скажу! Да, я вёз послание «Быкам»! В Тахо, они в Тахо! Я должен был предупредить их, что вы помчитесь уничтожать их по территории Бетиса! А-а-а-а-а! Выпустите! Прекратите! Вытащите это!..

Жест, и палачи вытащили горячий, но пока ещё за малым не раскалённый багор.

— Увести! Допросить в камере, — бросил я. — Сеньора развязали, отвязали от стола, после чего конвоиры потащили его обвисшую тушку к выходу. — Теперь его, — жест на юного баронета Альфонсо.

— Ты не посмеешь! Ты не посмеешь, мальчишка! — заорал барон, попытавшись вырваться из цепких лап конвоиров. И только сейчас на его лице я прочёл испуг.

— Да ладно! И что мне может помешать? — оскалился я.

Баронет дрался, как лев. Вот реально как бешеный завертелся, что к нему были вынуждены кинуться ещё двое воинов, сложив на время на пол алебарды. Сеньора всё-таки скрутили, но чтобы привязать ноги к ножкам стола, пришлось его несколько раз сильно приголубить. После длительного, но неравного противостояния стонущего баронета разложили-таки на столешнице и спустили штаны. Зрители снова ахнули и затаили дыхание. Саму пытку уже увидели, но теперь я буду пытать не какого-то слугу, а сына своего вассала! А это политика. Сдюжу ли? Пойду ли до конца? Вот главный вопрос, читавшийся у всех в глазах.

— Альфонсо, страшно? — похлопал я парня по щеке. Испуганного, с увлажнёнными глазами, но всё ещё страстно меня ненавидящего и не сломленного.

— Нет! Рикардо, пожалуйста, не надо! — А это на руках оцепления повисла мать сеньорито, жена барона. Обе его сестры стояли за нею, бледные, за цепью, в окружении моих воинов (на всякий случай), но баронесса не выдержала и попыталась прорваться.

— Сукин сын! — а это выцедил похожий на чёрта барон.

— Игнасио, сделка, подошёл я к нему, зло сверкая глазами. Меня после десяти минут пытки, я имею в виду пытки для меня — я же держал канал открытым — разбивала не просто злость. Я был готов перегрызть горло всему свету, и начать с него. И это не метафора, я реально был на грани. — Аранда, сделка! — повторил я чуть громче, чувствуя, как хрипит голос, а глаза горят сверхновыми. — Я не трогаю твои семью. Вообще не трогаю. И дочек твоих прелестных тоже. Не пускаю вас по миру, оставив всё, что они смогут забрать из замка. И отпускаю на четыре стороны. Само собой, снимаю с хмырёныша все обвинения, чтобы его не преследовали люди Карлоса Сертория. — При этих словах пнул по ноге юного баронета. — В обмен на твоё добровольное признание. Идёт?

— А если нет? — ухмыльнулся он.

— Нет — так нет. Сеньоры, начинайте! — повысил я голос, и палачи снова подняли с пола, клещами, ещё горячий дрын. Смазывали его теперь не голыми руками, а какой-то палочкой.

— А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!!!!!!! — заорал Альфонсо, когда в зад ему засунули очень горячий посторонний предмет.