Бред какой-то!

– Но откуда?.. – взвился Донни.

– Спокойно, – вмешалась я. – Бейтелу показалось, он где-то видел этих детей, но он ошибся.

– Так это ты… – взревел Донни.

– Но я ошибся, – повторил за мной Бейтел. – Джеки не ворует, это делают звери. Но они платят за то, что берут.

Тут Донни в очередной раз больно пнул Бейтела.

– Эй! – возмутился Фил и толкнул Донни.

– Чего «эй»? – огрызнулся Донни и сжал кулаки.

– А откуда вам это известно… про пропавших детей? – спросил Дилан.

Это помогло. Все успокоились.

– Утром из полиции пришло объявление о розыске, – объяснил Фил, – с фотографиями. Дети пропали не меньше двух недель назад, но родители только сейчас обратились к следователям. Может, ты объяснишь мне, как такое возможно? Отец пообещал вознаграждение в сто тысяч евро за наводку, которая поможет в поисках. Ты прав, Дон. Об этом острове нечего писать. Это рай земной, поверь мне. Если хочешь, чтобы с тобой до конца жизни ничего не происходило, переезжай сюда. Но ты пойми: мне тридцать четыре, и я журналист, хотя вообще-то мечтаю написать книгу. А здесь ничего не происходит. Ничегошеньки! Я уже радуюсь, когда какой-нибудь фермер хочет поставить у себя ветрогенератор, а его сосед против. – Фил помахал фотографиями Джеки и близнецов. – А вот это – настоящая история.

Да, подумала я, но так уж вышло, что это моя история.

– Дело не в деньгах. Я хочу поговорить с этими детьми. Хочу понять, почему они сбежали. Хочу узнать все об их родителях.

Ха. Загляни в тетрадь у меня в палатке, и узнаешь такое, о чем и мечтать не смел.

– А может, мне удастся уговорить их вернуться домой, ведь дом – лучшее место для ребенка. Как правило. Так ведь?

– И положить сто тысяч себе в карман, – сказал Донни.

Фил подумал и ответил:

– Нет. Если вы покажете мне, где найти детей, вам достанутся деньги, а мне – история.

Ничего себе!

Внезапно все переменилось. Мы могли заработать сто тысяч! Фил довольно удачно гадал. Кажется, он вовсе не Бесполезный Персонаж. Он ничего не знал наверняка, но Донни положил конец всем сомнениям. Он стиснул зубы, втянул воздух, будто хотел вобрать в себя всю атмосферу, чтобы мы задохнулись, и вывернул легкие наизнанку:

– Ты что, думаешь… ты думаешь, ради денег мы предадим друзей?

И этим все было сказано.

Донни и сам понял, что облажался по полной, и кинулся колошматить Фила. Со всей дури. По сравнению с этими ударами пинки, которые он дает Бейтелу, – братские нежности. Фил в два раза старше, но с Донни ему было не сладить. Из носа и изо рта у него закапала кровь. А мы только и могли, что кричать. Десять минут спустя Фил лежал на спальнике у палатки мамы Дилана. А когда он пожаловался, что заходящее солнце бьет ему в глаза, она затащила его внутрь. И они оттуда пока не выходили.

Дилан подсел ко мне. Для него большая честь, что я всю жизнь за ним слежу, сказал он. Правда сказал – сиськи даю на отсечение! Но в то же время ему от этой слежки немного не по себе.

– Что тебе удалось подсмотреть, Салли Мо?

– Только то, что ты делал, Дилан, но не то, что ты думал. А как раз это меня больше всего и интересовало.

– Знаешь, что я подумал, когда ты мне это рассказала, Салли Мо?

– Что?

– Я подумал, что это выдумка.

– Это ты хорошо подумал, Дилан!

– Но потом я подумал, что это все-таки правда и что ты в меня влюблена.

– А потом?

– А потом я подумал: как так? Мы знаем друг друга всю жизнь. Разве мы можем друг в друга влюбиться?

– Друг в друга, Дилан?

– Ты – в меня.

– А с Джеки ты знаком совсем недавно и поэтому в нее можно влюбиться?

– Ты столько знаешь, Салли Мо, ты знаешь все на свете, вот ты мне и скажи.

– Думаю, да.

– Значит, так и есть.

Выходила какая-то бредятина.

Я сказала:

– Дилан, когда я выбралась из маминого живота и увидела тебя, то тут же в тебя влюбилась. По-твоему, это вполне возможно, потому что тогда мы только-только познакомились.

Это сравнение я больше использовать не стану, клянусь. Просто сейчас ничего лучше в голову не приходит. Дилан усмехнулся – глупо, как курица. То есть как индюк. Забыли курицу.

– И с тех пор я храню тебе верность, – сказала я, – но, по-твоему, это невозможно.

– Ну и дела! – присвистнул Дилан.

О сыне пилота вертолета я умолчала. И без того невероятно, что я говорила с Диланом о любви, запросто, вот так, так ведь? Так-так. Я заикаюсь на письме. Кто еще из писателей на такое способен? Ну так вот, все это случилось по правде. Этот разговор – всамделишный. Записан слово в слово.

Я спросила:

– Как у Джеки дела с Донни?

И тут же устыдилась – до того получилось мелко, по-детски.

– Что хуже? – спросил Дилан (он не только говорит хорошие вещи, но еще и задает хорошие вопросы. В самый подходящий момент). – Что хуже, Салли Мо? Когда плохой человек знает, что он плохой, или когда не знает?

Как раз об этом я успела поразмыслить.

– Если плохой человек знает, что он плохой, – ответила я, – значит, он хороший, потому что знает, как поступать правильно, только не делает этого. Как Клавдий.

– Кто?

– Дядя Гамлета.

– А, да.

– А если плохой человек не знает, что он плохой, то он не плохой, а просто думает иначе, чем мы.

– Значит, плохих людей не существует, Салли Мо?