Бэннермен ушел. Дверь опять захлопнулась со стуком, только на этот раз атмосфера несколько разрядилась. Стюарт смотрел на Дэви с добродушной хитрецой. Должно быть, через руки адвоката прошло так много подобных дел, подумал Дэви, что всё это кажется ему совсем обыденным. Всё же Дэви заговорил горячо и убежденно.
– Судя по тому, что вы мне говорили в прошлом году, – сказал он, – этот контракт ни черта не стоит, пока не будет получен патент.
– О, что вы, я уверен, что не мог позволить себе таких выражений. – Стюарт держался благожелательно и вместе с тем настороженно.
– Но, конечно, подразумевали именно это. Партнерами можно быть лишь в том случае, если речь идет о чём-то материальном – о реальной собственности. Идея – не собственность. Идея, ставшая реальностью в форме патента, – это уже собственность.
– Ну-с… – неторопливо произнес Стюарт, не выражая ни согласия, ни одобрения.
– Ладно, идем дальше. Участие Карла в этой сделке заключалось в том, что он должен был обеспечить нас деньгами, чтобы превратить нашу идею в реальность. Ни один из нас до сих пор не выполнил своего обязательства: Карл не обеспечил нас обещанной суммой и мы до сих пор не превратили нашу идею в реальность.
Стюарт задумался.
– Но почему же вы сваливаете всю вину на Карла?
– Потому что нам необходимы деньги, чтобы выполнить наше обязательство. А он лишает нас этой возможности.
– Вы уже советовались с юристом?
– Кроме вас, ни с кем.
Стюарт откинулся на спинку скрипучего вертящегося кресла.
– Откуда мы знаем, что вы ещё не превратили вашу идею в реальность? Мы не имеем возможности пойти в мастерскую и проверить, ибо в вашей воле показать нам то, что вы найдете нужным.
– Это верно, – согласился Дэви. – Мы, как специалисты, сами должны решать, когда нам следует обращаться за патентом. Если мы обратимся прежде, чем разработаем правильные схемы и чертежи, то нам откажут, так как изобретение будет практически неприменимым. А мы только раскроем наш замысел всем, кто этим заинтересуется. Но я хочу знать вот что: какие у вас основания обвинять нас в задержке? Ведь вы же не выплатили нам сумму, необходимую для того, чтобы добиться определенных результатов. Вам не за что зацепиться.
– Я не говорю, что вы правы, и не говорю, что вы не правы. Я только слушаю, прошу вас помнить это. Ну, так к чему же вы клоните?
– Я не согласен с Кеном, что Карла следует выставить вон. Кен очень расстроен, и я его вполне понимаю. Из принципиальных соображений я хочу, чтобы Карл остался участником в этом деле соответственно с той суммой, которую он вложил.
– Сколько он вложил?
Дэви пристально поглядел на Стюарта.
– Пока что он вложил три с половиной тысячи долларов, и ради пущей ясности я готов забыть пять тысяч долларов прибыли. Вероятно, нам понадобится в десять-пятнадцать раз больше, чтобы довести работу до конца. Я вам скажу, что я намерен делать. Если наше дело окупится, я готов согласиться на то, чтобы Карл получил тысячу процентов прибыли, то есть двадцать пять тысяч долларов.
Стюарт взглянул на него с любопытством.
– Первые же двадцать пять тысяч, которые вы получите?
– Э, нет. Мы будем выплачивать ему десять процентов с каждой полученной нами суммы, пока не выплатим все двадцать пять тысяч. Чем меньше мы получим, тем меньше достанется ему; но мы имеем право в любое время приобрести его долю за двадцать пять тысяч долларов.
– Дэви, сколько денег у вас в кармане вот сейчас, сию минуту?
Дэви покраснел.
– А что?
– Да так просто. Ну, скажите, сколько?
– Доллар и семьдесят два цента. – Дэви поглядел на монетки. – Семьдесят три.
Стюарт захохотал.
– Я чуть было не попался: вы так небрежно говорили о двадцати пяти тысячах. Знаете, мальчик, вы действовали точно прожженный деляга. Вы позвякивали этими тысячами, как приманкой, а на деле предлагаете Карлу урезать его долю с пятидесяти процентов до десяти. Даже меньше того, раз вы устанавливаете предел в двадцать пять тысяч.
– Это лучше, чем другое решение вопроса.
– Давайте, я слушаю вас.