Прежде чем плодотворно обсудить этот казус, необходимо уточнить, чего мы, собственно, желаем. Имеется ли какое-либо приемлемое экономическое состояние, которое Карр Сондерс признает оптимальным для плотности населения, то есть для той плотности, каковая обеспечивает максимальный доход на душу населения? Если численность населения падает ниже данного показателя или поднимается выше, общий уровень экономического благополучия снижается. В целом всякий шаг вперед в экономическом развитии увеличивает оптимальную плотность населения. На стадии охотничьих сообществ вполне подходящим был один человек на квадратную милю, а в развитых промышленных странах плотность в несколько сот человек на ту же площадь не будет, вероятно, чрезмерной. Есть основания полагать, что Англия после войны сделалась перенаселенной. Однако этого не скажешь о Франции, а уж тем более об Америке. Но вряд ли Франция или любая другая страна Западной Европы добьется увеличения среднего показателя богатства за счет прироста населения. Потому у нас нет никаких поводов, рассуждая с экономической точки зрения, желать увеличения численности населения. Те, кто думает иначе, обычно вдохновляются националистическим милитаризмом, и желанный для них прирост населения будет временным, поскольку многие погибнут, едва начнется новая война, которой так жаждут эти люди. По сути, позиция этих людей заключается в том, что лучше ограничивать численность населения смертью на поле боя, чем противозачаточными средствами. С подобными воззрениями не следует мириться, и не оставляет ощущение, будто люди, придерживающиеся таких взглядов, мягко говоря, не слишком умны. Оставляя в стороне военные соображения, мы имеем основания радоваться тому, что осведомленность о способах контроля рождаемости способствует поддержанию относительно стабильной численности населения цивилизованных стран.
Однако все будет иначе, если численность начнет сокращаться, ибо этот процесс, если в него не вмешаться, сулит полное исчезновение, а мы никак не можем желать полного исчезновения наиболее цивилизованных народов мира. Поэтому использование противозачаточных средств следует только приветствовать. Не думаю, что это окажется сколько-нибудь трудным. Мотив семейных ограничений носит преимущественно, но не целиком, экономический характер, и рождаемость допустимо повышать, снижая расходы на детей – или, если это будет необходимо, превратив детей в фактический источник дохода для их родителей. Впрочем, любая подобная мера в современном националистическом мире выглядит крайне опасной, поскольку за ней последует идея о необходимости военного превосходства. Можно вообразить, как все ведущие воинственные страны дополняют гонку вооружений гонкой размножения под лозунгом «Пушкам нужно мясо». Здесь мы вновь сталкиваемся с насущной необходимостью создания международного правительства для выживания цивилизации. Такое правительство, если оно действительно задумается о сохранении мира во всем мире, должно принять указы, ограничивающие численность населения любой воинственной страны. Нынешняя враждебность между Австралией и Японией[118] иллюстрирует значимость этой проблемы. Население Японии растет очень быстро, а население Австралии – довольно медленно (если не учитывать иммиграцию). Это провоцирует вражду, с которой чрезвычайно трудно справиться, ибо обоснованные доводы могут быть представлены обеими сторонами. Думаю, можно предположить, что в Западной Европе и Америке уровень рождаемости должен быть таков, чтобы не предусматривать никакого прироста, если только правительства не станут целенаправленно проводить иную политику. Но не стоит ожидать от наиболее мощных в военном отношении стран безучастного наблюдения за тем, как другие наращивают силы просто за счет увеличения численности населения. Поэтому любой международный орган должен в рамках выполнения своих обязанностей учитывать демографию и настаивать на пропаганде способов контроля рождаемости в странах, не желающих внимать голосу разума. Пока этого не сделано, мир во всем мире находится под угрозой.