Среди современных эмансипированных людей любовь в том важном значении слова, которое мы обсуждаем, находится в серьезной опасности. Когда люди перестают вспоминать о моральных ограничениях сексуальных отношений и предаются страсти при малейшем возбуждении, они перестают связывать секс с глубокими чувствами и нежностью и порой могут ассоциировать его даже с чувством ненависти. Лучшей иллюстрацией здесь могут послужить романы Олдоса Хаксли[73]. Его герои, подобно святому Павлу, воспринимают сексуальный контакт исключительно как физиологический; высшие ценности, с которыми может быть связан секс, ускользают от их внимания. Отсюда всего один шаг к возрождению аскетизма. Любовь обладает собственными идеалами и собственными «врожденными» моральными стандартами. Они обыкновенно маскируются и христианской доктриной, и непримиримым бунтом против сексуальной морали, охватившим значительную часть нынешнего молодого поколения. Сексуальный контакт в отрыве от любви не способен принести подлинное удовлетворение нашему инстинкту. Я не говорю, что секса следует избегать: ведь для этого придется возвести столь прочные барьеры, что и любовь в них задохнется. Нет, я говорю, что сексуальные отношения без любви теряют ценность и потому их следует рассматривать разве что как эксперимент.
Притязания любви на то, чтобы занять достойное место в человеческой жизни, как мы уже видели, кажутся вполне обоснованными. Но любовь – сила анархическая; если ее не контролировать, она быстро выйдет за границы, установленные законом и обычаями. Пока в происходящее не вовлекаются дети, анархией можно пренебречь. Но с появлением детей мы входим в иную область бытия, где любовь уже не автономна, где она служит биологическим целям вида. Нужна некая социальная этика применительно к детям, позволяющая при конфликтах отвергнуть любые претензии страстной любви. При этом мудрая этика постарается минимизировать возможность конфликтов – не только потому, что любовь – благо сама по себе, но и потому, что для детей хорошо, когда их родители любят друг друга. Увязать независимость любви с обеспечением интересов детей – вот одна из важнейших задач новой сексуальной этики. Но прежде чем рассматривать эту тему, нужно обсудить институт семьи.
Глава 10. Брак
В этой главе я собираюсь обсуждать брак как таковой, без детей, просто как отношения мужчин и женщин. Конечно, брак отличается от прочих сексуальных отношений тем, что он является правовой институцией. Вдобавок в большинстве сообществ это также религиозная институция, но здесь важна именно юридическая сторона. Последняя фиксирует практику, которая существует не только среди первобытных людей, но и среди обезьян и других животных. У животных мы тоже наблюдаем фактический аналог человеческого брака, в котором сотрудничество самца необходимо для выращивания молодняка. Как правило, браки животных моногамны и, по мнению некоторых специалистов, в особенности это характерно для человекообразных обезьян. Кажется – если верить указанным специалистам, – что эти счастливые животные не сталкиваются с проблемами, досаждающими людским сообществам, поскольку самцы после «женитьбы» перестают быть привлекательными для прочих самок, а самки после «замужества» утрачивают привлекательность для прочих самцов. Следовательно, среди человекообразных обезьян, пусть в этом они не опираются на религию, грех неизвестен, одного инстинкта достаточно для обеспечения добродетели. Имеется ряд свидетельств того, что среди низших рас (дикарей) отмечается такое же положение вещей. Говорят, что бушмены сугубо моногамны, и, насколько можно судить, тасманийцы, ныне истребленные, хранили непоколебимую верность своим женам. Даже у цивилизованных народов порой можно заметить слабые следы моногамного инстинкта. Учитывая влияние привычки на поведение, нельзя не подивиться тому, что моногамия не укрепилась сильнее, чем мы это наблюдаем. Впрочем, это пример психической обособленности человеческих существ, из которой произрастают как людские пороки, так и интеллект; я имею в виду способность воображения отвергать старые привычки и порождать новые формы поведения.