– Но мне это не нужно, понимаешь? Юля, оденься.
– Ты не можешь меня об этом просить, – вскрикивает, переполненная возмущением. – Не можешь так просто уйти!
– Могу и уйду, – киваю и делаю шаг к двери. – Не унижайся передо мной, я этого не стою. Просто подпиши документы, и разойдёмся, окончательно не превратившись во врагов.
– Поклонский, ты урод! – орёт и швыряет в меня диванной подушкой. Переворачивает столик, сносит тумбу, разбивает коллекционный светильник. – Ненавижу тебя и твою шалаву! Будьте вы прокляты, оба!
Глава 25 Варвара
Когда Дима входит в мою кухню, та мгновенно становится тесной. И без того маленькая комната, она будто бы сжимается, заполняется мощной мужской энергетикой. В прошлый визит Поклонского у меня не было возможности так хорошо рассмотреть его в стенах своей квартиры, полюбоваться и помечтать. Тогда было важнее отбиться от слетевшего с катушек Лёни.
Я иногда спрашиваю себя: когда Дима так много места занял в моих мыслях? В какой момент перешёл из разряда настойчивого ненужного поклонника в статус нужного мужчины? Наверное, именно в тот вечер им и стал, вернувшись в квартиру и выгнав Лёню. Тогда я почувствовала что-то, и засыпать, держась за его руку, казалось необходимым. Иначе не справилась бы.
Я кутаюсь в кофту, смотрю на Диму, а тот с меня не сводит глаз. Во взгляде тоска – ни разу не видела Поклонского таким задумчивым и растерянным. Из него будто бы весь воздух выкачали.
– Сейчас здесь уютнее, – усмехается Дима и опирается плечом на косяк.
– Без опрокинутых стульев намного, – улыбаюсь, но от воспоминаний о том дне ползёт холодок вниз по позвоночнику. – Почему там стоишь? Проходи.
– Ну, раз ты приглашаешь, – во взгляде насмешка, но не злая, лукавая.
– Конечно. Ты же чай хотел? И таблетку… а ещё бинты нужны, у тебя рука разбита! Я сейчас, а ты проходи.
Я суечусь вокруг шкафчиков, ищу аптечку, но не нахожу. Тяжёлые шаги за спиной заставляют вздрогнуть, но не от страха, а от невыносимого напряжения, которое испытываю всякий раз, стоит Диме оказаться рядом. Талию обжигает огнём – жёсткие ладони Поклонского неспешно гладят бока, рождают тысячи крошечных мурашек, лишают остатков самообладания. Закрываю глаза, не в силах бороться с вихрем эмоций, и сердце трепещет в груди. Оно само, я не могу ему приказывать, но так сладко ноет под рёбрами, и краской заливает щёки.
Дима упирается подбородком в мой затылок, притягивает ближе, и я чувствую спиной его сердцебиение.
– Я протёр руки антисептиком, не нужно никаких бинтов.
– Но всё равно, там же раны…
– Это всего лишь дерево, а не чьи-то зубы, – смеётся, и что-то бесконечно горькое чудится в этом звуке. – Экологически чистый противник.
– Ну тебя, – толкаюсь спиной, Дима шипит и смеётся.
– Осторожнее, Варя, иначе мы так и не поговорим.
– А мы должны поговорить?
– Обязаны, – целует меня в основание шеи, останавливается на судорожно бьющейся жилке, нежно прикусывает. Все мысли улетучиваются из головы. Хочется лишь его прикосновений, и вдруг ставшая сверхчувствительной кожа отзывается на каждое прикосновение.
Дима своими губами высекает из меня искры. Как опытный музыкант, он играет на моём теле древний мотив, и я не в силах этому сопротивляться. Странное притяжение, с которым невозможно бороться. Да и не хочется.
Я выгибаюсь кошкой, трусь спиной о широкую грудь, а Дима толкается вперёд, вжимая меня животом в край столешницы. Мне ничего не остаётся, кроме как подчиниться, и очень скоро горячие ладони оказываются под майкой, оглаживают живот. Закусываю губу – мне кажется важным не застонать первой, не показать свою слабость. Но как же хочется почувствовать его кожу к коже, всего в себе, до остатка. Сколько ещё смогу сопротивляться и строить из себя порядочную? Не знаю. Оказывается, мои принципы способны трещать по швам, осыпаться бетонной крошкой, стоит почувствовать руки Поклонского на своей коже.
– Как же ты сладко пахнешь, – мурлычет, покрывая мою шею влажными поцелуями, но в последний момент тяжело вздыхает и отстраняется. – Нет, сначала нужно поговорить.
Каждой клеткой своего истосковавшегося по его рукам тела я ощущаю, как трудно Диме отстраниться. Он даёт мне свободу, но далеко не отходит – так и стоит за спиной, пока я, уперевшись ладонями в кухонный островок, пытаюсь вернуть себе дыхание и право на кислород.
Дима ставит чайник, лучше меня ориентируясь на кухне. Кое-как нахожу в себе силы на иронию:
– Очень необычно видеть самого Поклонского в такой уютной обстановке, – только голос не слушается, срывается на последнем слове.
– Что, похож на обычного человека, а не на глянцевый портрет с обложки журнала “Бизнес”? – заламывает тёмную бровь и смотрит на меня из-под своих угольно-чёрных ресниц. – По секрету: я мальчик из обычной семьи. В доме моих родителей имелась печка. Приходилось каждый вечер таскать вёдра угля и заготавливать на зиму дрова. Можешь мне не верить, но я умею складывать просто идеальную поленницу!