Стас бросает на меня косой нечитаемый взгляд, а Паша, ловко лавируя в потоке поздних путников, везёт меня домой. Вернее, в то место, бывшее моим домом когда-то.
Так, хватит жрать себя без соли и масла. Сейчас важнее завезти домой Стаса и поехать уже выяснить, что за хрень удумала Юля.
– Паш, через центр поезжай, Станислава Фёдоровича высадим у высоток.
Но у Стаса, похоже, другие планы:
– Э нет, Дмитрий Николаевич, никуда я отсюда не денусь. Ты неважно выглядишь, потому я с тобой.
– Вот ты-то куда лезешь? – вздыхаю и нажимаю пальцами на веки, давлю на глазные яблоки, чтобы унять подступающую головную боль.
– Я ничего не понимаю, но мне и не нужно, когда ты так хреново выглядишь.
– Чёрт с тобой, Рыльский. Не отцепишься же.
– И не надейся, – усмехается и снова утыкается носом в телефон. – К тому же мне с Юрой надо переговорить, он для меня пару важных бумаг должен был у Булатова забрать, так что как раз и повод есть, не только тебя, дурака, от смертоубийства удерживать.
Я уже говорил, что Стас слишком умный? Вон как хорошо меня знает, и мысли мои тёмные читать научился даже лучше меня самого.
– Если позволите, Станислав Фёдорович, – Паша прочищает горло и хитро прищуривается, рассматривая нас в зеркало, – я хотел бы сказать, что Дмитрий Николаевич в последние годы на редкость здравомыслящий человек.
– Ну, разве что в последние годы, – соглашается Стас и снова мечет в меня взгляд, а в нём настороженность и ничем не прикрытое волнение.
Не до конца выветрившийся из организма алкоголь или накопленная за годы злость тому виной, но чем ближе к дому, тем сложнее оставаться спокойным. Снова бью кулаком по бедру, на этот раз сильнее, но боли нет. Будто и правда, окаменел. Кажется, чтобы снова что-то почувствовать, мне нужно дерево. Как в старые добрые времена.
– Может быть, с тобой пойти? – предлагает Стас, когда машина проезжает ворота и будку охраны.
– Тебе нужно было с Юрой переговорить? Вот и разговаривай, – голос звучит злее, чем я рассчитывал, а понятливый Стас кивает. – У меня семейная беседа, не для посторонних.
В дом я вхожу, стараясь ничего по дороге на разбить и не разрушить наконец этот склеп до основания. По холлу разносятся мелодичные звуки – из колонок льётся джаз. На стеклянном столике бутылка шампанского, фужер и блюдо с закусками. Юля что-то отмечает? Или просто проводит вечер, как привыкла?
Я медленно выдыхаю. Засунув руки в карманы брюк, смотрю на этот чёртов фужер. Прикидываю по содержимому бутылки, сколько Юля успела выпить. Немного, но сегодня я и сам расслабился, так что туше.
Её шаги я узнаю из тысяч. Всё-таки двадцать лет – это не шутка.
– Ты совсем идиотка? – спрашиваю, не оборачиваясь, и звук шагов обрывается. – Пьяной за руль садиться? Я хочу развестись с тобой, а не овдоветь.
– И тебе, Поклонский, доброй ночи. Ты, как всегда, внезапный.
Юля шумно выдыхает. Стуча каблуками, огибает меня и, подойдя к столику с другой стороны, тянется за фужером. Я оказываюсь быстрее: хватаю его первым и со всей силы запускаю хрупкий хрусталь в стену. Он осыпается на пол переливающимися брызгами, Юля вскрикивает и закрывает уши руками.
– Дима, я… – дрожит, а я, как ни в чём не бывало, разглядываю её хрупкую фигуру в дорогом брючном костюме из струящегося шёлка цвета южных персиков.
– И так знаю, что ты.
Наклонившись, забираю бутылку и, втянув носом аромат, морщусь. Кислятина, но Юля всегда отдавала предпочтение сухим винам.
– Значит, ты взяла машину, хотя у тебя есть своя, выскользнула из дома и поехала следить за Варей…
Юля прищуривается и вдруг расплывается в широкой улыбке. Её взгляд только слегка мутный, но сейчас в нём появилась незнакомая мне до этого момента решимость и что-то очень похожее на безумие.
От греха подальше убираю бутылку, и Юля едва заметно морщится.
– Дима, ты так ничего и не понял. Жаль, что с первого раза меня не услышал. Я же предупреждала, что покою тебе не дам? Обещала? Не вижу повода отступаться и терять тебя.
– Терять меня? – это действительно смешно. – Мы давно уже потеряли друг друга. Ты первой начала отдаляться, что бы я ни делал.
Юля молчит, сцепив руки в замок, а на тонких кистях от напряжения отчётливо проступают синие вены.
– Зачем ты следила за Варей? Как ты вообще нашла её в том кафе? – спрашиваю, а Юля презрительно щурится и фыркает, взмахнув рукой. Плавно покачивая бёдрами, подходит к дивану, усаживается на него, элегантная в каждом жесте.
А мне схватить её за плечи и тряхнуть хорошенько хочется. Но я держусь. Нет уж, эта стерва больше не выведет меня на эмоции.
– Тебя только Варя и волнует, да? Только она? Как забавно… Дмитрий Поклонских влюбился. Надо же, расскажу журналистам, обхохочутся.
Белая пелена мелькает перед глазами, а Юля продолжает:
– Несколько хороших журналов мне давно предлагали дать интервью. Видите ли, их читателям очень интересно, как живёт семья Поклонских за своим высоким забором. Да, замечательная идея с ними встретиться. Прекрасная! Особенно сейчас, когда ты по адвокатам бегаешь.
Юля улыбается тепло и невинно. Голубые глаза мерцают, похожие на замёрзшее озеро.
– Ты не посмеешь.