Босс моего бывшего

Проект по строительству реабилитационного центра для детей, больных ДЦП, – из тех, которыми могу и буду заниматься от котлована до пуска в эксплуатацию, вложив каждую копейку из личного бюджета. Просто я так чувствую, и это важнее прочего. Конечно, всегда найдутся умники, которые всунут свой нос и увидят отмывание денег, купленный тендер и махинации с налогами. Потому что ничего другого видеть не способны. Кто-то скажет, что Поклонский прогнил до основания, потому пытается почистить карму. Да, Господи ты боже мой, если бы умел обращать внимание на таких умников, я бы ничего не добился. Привыкать ли мне к грязным методам некоторых журналистов? Нет.

Иногда я думаю, что совсем не этого хотел, когда горел своим делом. Журналисты, газеты, их вечные поиски сенсаций, жизнь на чужой открытой ладони – разве нормально к этому стремиться? Хайп – это не о строительстве важных зданий, не о застройке пустующих территорий жизненно важными объектами. Я ведь всего лишь хотел проектировать и строить дома, делать мир вокруг красивее, удобнее. Лучше. Всё течёт, всё меняется, архитектура – то, что остаётся в памяти потомков, что делает прошедшую эпоху осязаемой, понятной.

И снова понимаю, почему Варя ушла от меня, почему не захотела проходить через хайповое дерьмо. Очень понимаю, всё осознаю, только смириться не получается. Она всё равно будет моей, даже если весь мир будет против. Да и когда мне было не плевать на этот дурацкий мир?

– Что там со сроками? – отвлекаюсь, заменяя мысли о личном мыслями о работе.

– Да хрень какая-то, – Стас чешет карандашом затылок, распахивая одну из папок. – Последние экскаваторы пригнали на площадку ещё позавчера, а работа стоит. Не приступают!

– Место очистили? Инженерные конструкции выкопали и переместили?

– Ещё на той неделе! Техника простаивает, а это убытки.

Стас верен себе – экономист до мозга костей, голова которого забита цифрами и расчетами. А я просто не люблю, когда тянут сроки, словно они из смолы сделаны.

Рыльский тарахтит, хватаясь за разговоры о работе, но удивляет своей торопливостью. Так тарахтеть не в его характере. Смотрю на него внимательно, пытаюсь угадать, что в его голове творится, откуда нервозность, и вдруг он будто бы сдувается. Откидывается на кресло, крепко впивается длинными пальцами в подлокотники, и к моему удивлению суставы белеют.

– Дим, давай сегодня напьёмся? – предлагает и подкрепляет просьбу таким тоскливым взглядом, что у меня внутри всё холодеет.

– Похоже, не у одного меня дерьмо на душе.

Стас криво ухмыляется, черты лица становятся жёстче: заостряется подбородок и скулы, на виске бьётся синяя жилка.

– Просто давай поедем в бар. Или куда угодно, лучше даже на Луну. Иначе я кого-нибудь точно убью. Например, свою жену.

Всегда мирный и спокойный Стас удивляет внезапной кровожадностью.

– Не надо никого убивать, Стас. Не бери грех на душу, она этого не стоит.

Стас морщится, отводит взгляд. Знает, что я вижу его жену насквозь, вот только фокус в том, что я всегда позволяю людям совершать ошибки. Самим набивать шишки, даже если это очень близкие мне люди. Мы редко обсуждаем Настю, но если он считает, что хочет жить с ней, вот такой блудливой кошкой, то пускай. Он взрослый мальчик, сам всё понимает. Толку мне его в темечко клевать? Но, кажется, даже долготерпению Стаса приходит конец. Или любовь прошла, и мозги встали на место?

Его настроение мне не нравится. Молчаливость, задумчивость, морщины, прорезающие лоб… Друг плохо выглядит, разбитым и растерянным.

– Стас! – Сбрасываю ремень, резким толчком на ноги поднимаюсь и, обойдя разделяющий наши кресла столик, крепко хватаю Стаса за плечи. Встряхиваю, он от неожиданности удивлённо моргает, а я говорю, наклонившись ниже, и наши носы на одном уровне: – Не смей даже думать об этом. Никаких убийств, никакого насилия. Это не для тебя, ты другой. Потом жить не сможешь. Что бы ты сейчас ни думал, что бы ни чувствовал, это пройдёт.

Возвращаюсь на место. Долго молчим, я смотрю в иллюминатор, наблюдая за плавным снижением замолёта.

– Ты прав, Дима. Просто… ай, неважно! Давай напьёмся и побудем наконец нормальными мужиками. Пожуём пьяные сопли, пожалимся друг другу, – Стас горько смеётся, и столько отчаяния в этом смехе, во всей позе его. – Дим, ты же мне расскажешь, что у тебя с Юлькой? И с Варей? Мы давно просто не говорили за рюмкой чая.

– Вот любопытный чёрт, – усмехаюсь, покачивая головой. – Это всё слишком сложно, потому и правда, нам нужно напиться.

***

С котлованом всё обстоит не так критично, как казалось сначала. Работы, пусть с опозданием, но закипают, рокот техники оглушает, а прораб орёт на незадачливого парнишку в жёлтом жилете:

– Да мы за три дня его выкопаем, – надрывается прораб, – ковшовые буры где? Где?

Он ревёт так, что багровеет мясистая шея, а я подхожу и интересуюсь, при чём тут парень, если всю технику должны были заказать давно.

– Да заказали, Дмитрий Николаевич, – едва не плачет, – но я не проконтролировал! А эти придурки с адресом напутали. Ковшобуры в Е* ушли, и пока вернутся… Время потеряем, опять!