Снимаю наушники, пальцами разминаю переносицу, а в голове сам по себе выстраивается список целей и задач на ближайшее время. Загрузить себя работой – проверенный способ заглушить тоску и прояснить голову. Когда перед тобой чёткий план, всё кажется проще. А если в нём больше тридцати пунктов, не остаётся времени на ерунду.
Я только однажды справлялся со стрессом иначе. Слово какое странное, кощунственное даже. Тогда был не стресс, тогда случилась настоящая беда, которая разделила нашу жизнь на "до" и "после". Столько лет прошло, а сердце до сих пор кровоточит, пусть со временем оно у меня знатно загрубело.
Когда Юлю похитили, места себе не находил и, кажется, именно тогда разучился спать глубоко и сладко. Два дня она была в плену. Два грёбаных дня я не знал, что с моей женой и дико волновался о ребёнке. Потерял голову и готов был все отдать – фирму, бабки до копейки, собственную жизнь, почки – лишь бы с Юлей все было хорошо. Лишь бы ее не мучили. Не убили.
Именно в те дни я чётко осознал, что готов стать отцом, что это не сон, а реальность. Понял, как невыносимо сильно люблю Юлю, как нуждаюсь в ней. Тогда я вспомнил все молитвы, которые знал и нет. Какие-то наверняка придумал. Откуда только что взялось? И вера эта, и надежда, и всё сжигающая любовь. Я бормотал про себя просьбы богу, что-то обещал, требовал и снова просил. Но в итоге ещё вчера возможная реальность разлетелась в радиусе сотни километров грязно-серыми брызгами, как гнилая вода после упавшего в неё камня.
После освобождения Юля долго плакала, винила во всём меня, "Мегастрой", Стаса. О, Стаса она всей душой возненавидела, да так и не простила. Потому что никто из его близких не пострадал. В отличие от нашего сына. Врачи сказали, что у нас бы родился мальчик… мальчик.
Знаете, именно тогда я чуть не сломался под гнётом вины, под всем тем моральным дерьмом, которое навалилось вонючей кучей. Едва не сошёл с ума от бессилия. А ещё плакал… уходил подальше от наконец уснувшей, измотанной рыданиями Юльки, благо дом находился у кромки леса, бил кулаком в ствол кривой пихты – всё время одной и той же, – вымещал злость, обиду, ненависть на самого себя. Будто дерево хоть в чем-то провинилось. Бил, а после плакал, как ребёнок, уткнувшись лбом в испещрённую прожилками прохладную кору. Так пряно пахло хвоей, так сладко пели птицы, но всё это проходило мимо меня, в чёрную воронку всё хорошее проваливалось.
Я нашел каждого причастного к нашей беде. Это сейчас я правильный и порядочный, тогда я был молодым, злым и уничтоженным. Мне нечего было терять. Наказал каждого, причинил боль. Стало ли легче? Нет. Но земля определенно стала чище.
– Дима, выныривай уже наружу, – голос Стаса за волосы вытаскивает из глубокой задумчивости.
Мы вместе летали в командировку, и я рад этому. В моей жизни так мало по-настоящему преданных людей…
– О чём ты снова думал?
– О тендере.
– Врёшь, Дима, – цокает языком проницательный Стас и застегивает ремень, чувствуя приближающуюся посадку. – Если бы ты думал о тендере, у тебя не краснели бы глаза.
Касаюсь век, а в уголках глаз скопилось что-то подозрительно похожее на влагу. Неужели опять решил проронить скупую мужскую слезу? Да ну, к чёрту. Что-то я совсем расклеился в последнее время. Прознай журналисты или конкуренты, каким чувствительным может быть несгибаемый Поклонский, душу вымотают. Но здесь, на борту частного самолёта, так просто нырнуть в себя.
– Это от недосыпа.
– Да-да, – якобы верит мне Стас, – именно поэтому.
Лучшая черта Стаса – понимание. Даже то, что привёз ко мне Варю – это о нём, о понимании без слов. Правда, я едва не наорал на него после, но так, ничего серьёзного, просто психанул.
– Рыльский, сколько мы с тобой дружим? – спрашиваю, а Стас поднимает глаза от документов.
– Тридцать пять лет, – улыбается, снова похожий на того мальчишку, которым когда-то был. – Кажется, мы сдружились на почве того, что не могли решить, чем друг друга отметелить: совочками или формочками для песка.
– В итоге так и не подрались.
– Ни разу в жизни, – Стас взмахивает рукой, что-то сказать хочет, но так и не решается. С повышенным усердием собирает документы, сортирует их по кожаным папкам, складывает те идеально ровной стопкой.
– Ты нервничаешь? – спрашиваю, подавшись вперёд, а Стас бросает на меня мрачный взгляд.
– Не бери в голову, это я так… короче, не до этого сейчас. Олег тебе скидывал план на сегодня? Да? Отлично. Сейчас, значит, в головной офис рванем, а после нужно на котлован смотаться. Что-то мне не нравятся сроки, тянут парни.
Мы бы давно могли заниматься только кабинетной работой. Но фокус в том, что у меня не получается оставаться вдалеке от шумных строек, проектов, чертежей. Архитектор внутри меня противится.