Босс моего бывшего

Вопрос сестры висит в воздухе. Надеюсь, Мара переключится на что-то другое, переведёт тему, как делала тысячу раз за жизнь. Не судьба: сестра ждёт ответа, пытливо разглядывая мой профиль.

– Я не грущу, у меня нет ни единого повода, – с деланной беспечностью пожимаю плечами, но Мара не верит мне.

– Я знаю тебя лучше всех. Не обманешь, – хмыкает и задевает под столом мою ногу. – Ты же помнишь, что всегда можешь поделиться со мной? Пусть не Лёнька причина, хотя странно, но что-то тебя расстраивает. И я хочу знать, кто этот гад.

Вглядываюсь в красивое лицо сестры, но в больших глазах за веером ресниц лишь искренняя тревога.

Но Поклонский не гад! Он хороший.

– Да нечем собственно делиться, – нагло вру. – Просто… я немного запуталась, но это не повод для грусти. Может быть, для чёрной тоски, но не для грусти.

Никогда я не умела ничего скрывать от Марьяны, как и она от меня. Всегда на пределе откровенности.

– Эй, девочка, ты чего? – Мара пересаживается на соседний стул, в глаза заглядывает, а мне вдруг дышать нечем. Мимо проносится машина, удивительно похожая на автомобиль Поклонского, и я натурально задыхаюсь. Ну почему всё так? Зачем именно сейчас? Не после его развода?

– Я дура, Мара. Кромешная неисправимая идиотка, – говорю шёпотом и одним глотком допиваю вино. Скулы сводит, я морщусь и неэлегантным жестом ладонью вытираю губы.

Марьяна жестом просит повторить, и вскоре я уже выливаю на сестру сумбурные потоки откровений. Обо всём рассказываю: о Лёне, Рыжей, корпоративе, Поклонском, его жене. Обо всём сразу, и Мара только кивает в нужных местах и взволнованно молчит.

– Вот это переплёт, – замечает, когда выдыхаюсь. – Может быть, не нужно было рубить с плеча, а? Ну, знаешь… многие с женатыми спят, а тут вообще разводится. Что ты усложняешь?

– Мара, я не могу, веришь? Вот всё это самой себе говорю, а на деле как представлю, что сама на месте разлучницы, тошнит. Натурально выворачивает. Это так сложно…

– Да уж, хорошенько Лёнька со своей курвой по тебе потоптались, – цокает языком, полыхает раздражением. – А этот Заклонский…

– Поклонский.

– Ну да. Он вообще как? Ну, серьёзный мужик?

– Даже слишком. Надёжный и, знаешь, заботливый. Искренний…

Мне снова хочется рыдать – некрасиво, по-бабьи выть, но вместо этого лишь жалобно всхлипываю.

– Только паспорт испачканный, – замечает, глядя куда-то в сторону.

– Не знаю, зачем я ему. Но он… будто бы любит меня.

– А ты?

– А я трусиха, Мара. Самой себе боюсь признаться, что скучаю и во снах его вижу.

– Всё-таки мама нас очень правильными, принципиальными воспитала, – улыбка сестры пропитана горечью. – Помнишь, как она говорила? Лучше навек одной остаться, чем лезть в чужую семью. Вбила в нас это намертво, зацементировала.

– Разве она не права?

– Права, Варя. Конечно, права. Просто… иногда сердцу не прикажешь. Жизнь сложнее правильных постулатов. Сложнее…

– Уж я-то в курсе, – криво усмехаюсь и, ощутив внезапный голод, заказываю пасту с морепродуктами.

Мы с Марой едим из одной тарелки. Как в детстве воруем друг у друга самые вкусные кусочки и это всё ещё дико весело.

Я рада, что поделилась с сестрой, иначе бы на части разорвало. Домой возвращаемся на такси, но Мара всё время оглядывается за спину.

Что её так встревожило?

– Мне кажется, или вот тот чёрный автомобиль едет за нами? От кафе едет, никак не отцепится.

Я следую её примеру: оборачиваюсь и тоже замечаю машину с наглухо тонированными стёклами. Она держится поодаль, но неизменно рядышком. Хм…

– Мне кажется, у тебя профдеформация, – говорю, но колючие мурашки текут ручейком по позвоночнику.

Что-то странное творится, только пока не понимаю, что именно.

– Может быть, – медленно кивает Мара, но хмурая складка между бровей не разглаживается.

Таксист нервно заглядывает в зеркало, настраивает его, ловя в фокус машину. На нас косится, но всё, что я могу – ответить ему удивлённым взглядом.

– Не нравится мне это, – бухтит Мара, но когда таксист уже готов скинуть заказ и высадить нас на обочине, черная машина сворачивает в переулок, мигнув фарами напоследок.

Даже в этом невинном действии незнакомого человека мне чудятся зловещие нотки. К губам прилипает нервная улыбка, от которой сводит скулы.

– Вот видишь, Мара. Это совпадение… просто человеку было по пути.

Но кого я убеждаю больше: себя или Марьяну?

В конце концов, эпизод вылетает из головы. Остаток пути проходит легко и спокойно, и даже таксист перестаёт коситься на нас как на придурочных.

Во дворе тихо, если не считать свиста ветра, запутавшегося в кронах деревьев. В жёлтом свете фонарей кружат ночные мотыльки, в кусты мелькает кошка, взмахивает на прощание чёрно-белым хвостом.

– Хорошо так, тихо…

Мара рассеянно кивает, молчит, глядя мне за спину. Щурится, мрачнея, и вдруг прикрывает рот ладонью.

– Что с тобой, Мар?

– Варя, не оборачивайся, и давай быстрее нырнем в подъезд. Хватит, надышались воздухом.