Бородинское поле

- Не знаю. Взволнован чем-то Глеб Трофимович. Вряд ли мои отношения со Святославом могли его так расстроить. Да он едва ли об этом знает. Что-то не то.

- Пожалуй, ты права: что-то не то, - повторил ее слова скорее машинально, чем осознанно.

Пока гости смотрели достопримечательности столицы, подаренные ими отцу и сыну Макаровым часы тщательно осмотрели специалисты. Все оказалось так, как и предполагал Дэниел: в механизм часов вмонтирован микромагнитофон. Там, за океаном, надеятся получить звукозапись доверительных разговоров и бесед советских военачальников, из которых можно извлечь сведения, представляющие интерес для разведки. Там ждут эту миниатюрную пленку. Ну что ж, они ее получат. О содержании записей позаботятся те, кому это положено. Беседовавший со Святославом офицер сказал:

- Посоветуйте мистеру Флемингу не говорить своему шефу, что открыл вам секрет сувенирных часов. Вручил, мол, подарки, да и только. Ведь это же в его интересах: если он скажет, что предупредил вас о подлинном назначении часов, то это может повредить его карьере. Так ведь?

- Логично, - отозвался Святослав, довольный исходом дела.

- А в остальном действуйте, как мы условились. А Глеба Трофимовича попросите заглянуть к нам завтра.

- Отец очень взволнован всей этой грязной историей, - сказал Святослав. - На него она сильно подействовала.

- Успокойте его. Таковы методы ЦРУ: грязно, грубо, нередко примитивно, как в данном случае.

Глеб Трофимович и в самом деле чувствовал себя более чем скверно. С душевным трепетом, с благородным волнением он ждал из-за океана дорогих гостей, ждал с открытой, доверчивой душой, и вдруг в его душу злые, темные силы бросили ком грязи, испортили праздник, отравили радость встречи. Зачем, во имя чего? В то время как на государственном уровне идут заверения о развитии и укреплении дружеских отношений между государствами и народами, о взаимном доверии, о разрядке ради сохранения мира на земле, темные силы, злобные, ненавидящие человечество, враждебные добру и прогрессу, справедливости и благоденствию, распространяют ядовитые семена отравы, недоверия, розни, лжи, не брезгуя ничем, открыто, цинично попирая общепринятые законы и нормы поведения, внедряют шпионаж, диверсии, провокации.

Ему было больно за дочь и за зятя: он видел и понимал, как чувствуют они себя неловко перед ним и Святославом, хотя сами они, в сущности, не виноваты, совесть их чиста. Дэн поступил честно, что все рассказал и предупредил, и все же они мучаются нравственно, испытывая стыд за мистеров сэмпсонов. Эти мысли одолевали Глеба Трофимовича во время поездки с дочерьми, сестрой и зятем по Москве. Они мешали ему показать Наташе и Дэниелу столицу, город, который он защитил от фашистов суровой осенью и зимой 1941-го, в который был до боли влюблен, историю которого хорошо знал, мешали найти высокие и яркие слова. Это замечали и Лена и Варя, видели, что Глеб Трофимович чем-то угнетен, подавлен, но не знали, что творится в его душе. А творилось в душе что-то серьезное, угрожающее. Это была смесь самых противоположных эмоций: напряженное, нетерпеливое ожидание приезда дочери с зятем, восторженная радость встречи и вдруг ошеломляющая история с часами, грозившая обернуться неприятными последствиями для него и больше всего для Святослава. И, наконец, после такого напряжения - рассказ Святослава о том, как благополучно обернулась для них история с часами. Это была смесь эмоций, вызвавшая мучительную душевную боль.

Возвратясь из поездки по Москве, Глеб Трофимович почувствовал глубокую слабость и, сославшись на усталость, не стал обедать и лег отдохнуть.

Вечером Лена отвезла гостей в Большой театр и предложила приехать за ними к окончанию спектакля, но Наташа и Дэн категорически воспротивились, сказали, что они доберутся домой на городском транспорте - им это даже интересно.

- Интересного мало, - отозвалась Александра Васильевна и откровенно высказала свое наболевшее: - Городской транспорт - самое уязвимое звено Москвы. Троллейбусов и автобусов не хватает, они переполнены. Диспетчерская служба организована слабо.

- То же самое и на Западе, - сказал Дэниел.

- Везде так, это общая болезнь, - согласилась Наташа.

- Именно болезнь, - подхватила Александра Васильевна. - Это я утверждаю как доктор. В городском транспорте люди теряют здоровье.

Из Большого театра супруги Флеминги возвратились полные искреннего восторга. Они признавались, что бывали в различных театрах США и Европы, были в Венской опере. Но ничего подобного по силе впечатления они нигде не встречали.

- Бесподобно, бесподобно! - восхищалась Наташа. - Дэн, не зная языка, все понял.

- Я почувствовал. Это прекрасно, это грандиозно! - подтвердил Дэниел.

И вдруг, словно спохватившись или прочитав какую-то тревогу в глазах Александры Васильевны, Наташа спросила:

- А как папа?

- Ему плохо. С сердцем плохо. Постельный режим,

- С сердцем? Давление? - встревожилась Наташа. - Раньше его беспокоило сердце?

- Нет, Наташенька, впервые.