- Я совершил бесчестье. Ты прости меня. Я виноват перед твоими родными. Но я все исправлю. Пока не поздно. Еще не поздно. Ты простишь меня.
И он все ей рассказал.
Святослав и Валя возвратились в полночь. В доме стояла будничная тишина. Святослав прошелся по квартире, включил свет во всех комнатах, осмотрелся. Почти год не был он здесь, но за это время ничего не изменилось: все вещи стояли, лежали, висели на тех же местах, где им надлежало находиться. И в то же время он каким-то внутренним чутьем ощущал глубокую, серьезную, непоправимую перемену, происшедшую за время его отсутствия. И перемена эта крылась в самой Вале. И не потому, что в первые минуты встречи, когда он вошел в квартиру, где она ждала его, чтоб пойти к Глебу Трофимовичу, не было той трогательной, искренней теплоты, которая бывает после долгой разлуки близких людей. А во всем облике Вали, совершенно новом для него, - в ее взгляде, в движении, в тоне, которым она говорила, даже в голосе, он явственно чувствовал не просто холодок, а твердую, устоявшуюся отчужденность. Не враждебность, не виноватая натянутость исходила от нее - напротив, она была корректна, учтива, но это лишь подчеркивало ощущение той непреодолимой духовной пропасти, которая их разделяла. Она была чужая, недоступная для него, и он был чужой и нежеланный. В кухне пили крепкий чай с лимоном, от которого потом долго не приходит сон - они это знали. Вели разговор о разном, тщательно избегая главного. Прежде всего Валя расспрашивала, видится ли он с молодоженами - Игорем и Галинкой. Да, видится - за это время Святослав бывал в их гарнизоне дважды и, разумеется, навещал дочь и зятя. Живут хорошо, имеют комнату в общей квартире. Для начала - нормально. Галя поступила на работу. Правда, не по специальности - заведует библиотекой, - но и это неплохо, по крайней мере лучше, чем вообще сидеть без дела. Игорь оказался на редкость хорошим мужем. Это у Святослава сорвалось произвольно - сказал и осекся, пожалел о сказанном не ко времени. Валя поняла его смущение, но виду не подала, встала, сказав:
- Я постелю тебе в комнате Гали.
В словах ее он не уловил тайного вопроса или сомнения - напротив, они прозвучали решительно и бескомпромиссно. Он это хорошо понял, сказав в ответ устало, но спокойно:
- Погоди, успеешь постелить. Присядь, нам надо поговорить. Завтра я улетаю. - Она села, и он продолжал с зарождающимся волнением: - Тебе не кажется, что нам нужно объясниться?
Она молча повела плечами, и тонкая бровь ее вздернулась и опустилась. На ней было новое, вошедшее тогда в моду джинсовое платье, сшитое в талию. Валя смотрела мимо Святослава рассеянным взглядом. Серебристо-пепельная прядь недлинных мягких волос красиво падала на лоб, касаясь брови. Святославу вспомнился пьянящий запах этих волос. В светлых влажных глазах Вали сверкал стылый холодок, и растопить его Святослав не надеялся. А так хотелось.
- У тебя кто-то есть? - спросил он, внутренне сжавшись в комок, ожидая ответа.
- Не надо, Слава, об этом. Оставим, - сказала она мирно все так же не глядя на него.
- Надо, Валя. Я люблю ясность. Я хочу знать.
- Что именно?
- Есть у меня жена или уже нет?
- Если ты имеешь в виду меня, то формально есть.
- А фактически?
- Нет.
- Ясно. - Святослав вздохнул, и вздох его был тяжелым, тугим, безнадежным, с тихим оттенком отчаяния. Он посмотрел на Валю, и взгляды их столкнулись, но не в поединке, а в сочувствии и жалости. - У тебя есть что-нибудь выпить? - спросил он. Валя отрицательно покачала головой. - Жаль. По такому случаю следовало бы напиться.
- Ты достаточно выпил сегодня в гостях, - ровно, без интонации сказала она.
- Пил - и ни в одном глазу, трезв как стеклышко. А кофе у тебя есть?
- Найдется. Но я не советую. Нагрузка на сердце.
- Какое тебе дело до моего сердца! - выдавил натужно из себя Святослав, горько поморщившись.
- Сердце нужно беречь. У тебя впереди еще большая жизнь, служба и все остальное. Ты еще молод.
- Остального не будет, - решительно перебил он и немного погодя прибавил: - Хотя что понимать под "остальным"? Я вот думаю: было ли у нас с тобой это "остальное"? Ты как считаешь?
Валя не ответила. Ей не хотелось сейчас продолжать этот, в сущности, уже ненужный, не способный ничего изменить разговор. И это ее нежелание объяснять, уточнять, ворошить прошлое и настоящее обижало его и возмущало. Он желал полной ясности, потому что где-то в глубине души его еще теплился слабенький уголек надежды. Он рассуждал вслух:
- Семья, конечно, сложный, тонкий организм. Мы не всегда это понимаем и по неопытности делаем много ошибок, которые потом трудно исправлять. Я признаюсь: где-то был не прав, но в чем-то и ты ошибалась. Семья - это компромисс. Ты согласна? Ты молчишь. Ты думаешь сейчас о нем, я догадываюсь. Не будь его, все можно было бы восстановить.
- Склеить "суперцементом", - горько ухмыльнулась она. - Нет, Слава, восстановить невозможно. - Подумала: "Он читает мои мысли". Это были мысли об Олеге.
Валя встала, чтоб положить конец разговору. Святослав поднял на нее жесткий взгляд, вдруг спросил: