Читаем Бородинское поле полностью

- Я совершил бесчестье. Ты прости меня. Я виноват перед твоими родными. Но я все исправлю. Пока не поздно. Еще не поздно. Ты простишь меня.

И он все ей рассказал.

2

Святослав и Валя возвратились в полночь. В доме стояла будничная тишина. Святослав прошелся по квартире, включил свет во всех комнатах, осмотрелся. Почти год не был он здесь, но за это время ничего не изменилось: все вещи стояли, лежали, висели на тех же местах, где им надлежало находиться. И в то же время он каким-то внутренним чутьем ощущал глубокую, серьезную, непоправимую перемену, происшедшую за время его отсутствия. И перемена эта крылась в самой Вале. И не потому, что в первые минуты встречи, когда он вошел в квартиру, где она ждала его, чтоб пойти к Глебу Трофимовичу, не было той трогательной, искренней теплоты, которая бывает после долгой разлуки близких людей. А во всем облике Вали, совершенно новом для него, - в ее взгляде, в движении, в тоне, которым она говорила, даже в голосе, он явственно чувствовал не просто холодок, а твердую, устоявшуюся отчужденность. Не враждебность, не виноватая натянутость исходила от нее - напротив, она была корректна, учтива, но это лишь подчеркивало ощущение той непреодолимой духовной пропасти, которая их разделяла. Она была чужая, недоступная для него, и он был чужой и нежеланный. В кухне пили крепкий чай с лимоном, от которого потом долго не приходит сон - они это знали. Вели разговор о разном, тщательно избегая главного. Прежде всего Валя расспрашивала, видится ли он с молодоженами - Игорем и Галинкой. Да, видится - за это время Святослав бывал в их гарнизоне дважды и, разумеется, навещал дочь и зятя. Живут хорошо, имеют комнату в общей квартире. Для начала - нормально. Галя поступила на работу. Правда, не по специальности - заведует библиотекой, - но и это неплохо, по крайней мере лучше, чем вообще сидеть без дела. Игорь оказался на редкость хорошим мужем. Это у Святослава сорвалось произвольно - сказал и осекся, пожалел о сказанном не ко времени. Валя поняла его смущение, но виду не подала, встала, сказав:

- Я постелю тебе в комнате Гали.

В словах ее он не уловил тайного вопроса или сомнения - напротив, они прозвучали решительно и бескомпромиссно. Он это хорошо понял, сказав в ответ устало, но спокойно:

- Погоди, успеешь постелить. Присядь, нам надо поговорить. Завтра я улетаю. - Она села, и он продолжал с зарождающимся волнением: - Тебе не кажется, что нам нужно объясниться?

Она молча повела плечами, и тонкая бровь ее вздернулась и опустилась. На ней было новое, вошедшее тогда в моду джинсовое платье, сшитое в талию. Валя смотрела мимо Святослава рассеянным взглядом. Серебристо-пепельная прядь недлинных мягких волос красиво падала на лоб, касаясь брови. Святославу вспомнился пьянящий запах этих волос. В светлых влажных глазах Вали сверкал стылый холодок, и растопить его Святослав не надеялся. А так хотелось.

- У тебя кто-то есть? - спросил он, внутренне сжавшись в комок, ожидая ответа.

- Не надо, Слава, об этом. Оставим, - сказала она мирно все так же не глядя на него.

- Надо, Валя. Я люблю ясность. Я хочу знать.

- Что именно?

- Есть у меня жена или уже нет?

- Если ты имеешь в виду меня, то формально есть.

- А фактически?

- Нет.

- Ясно. - Святослав вздохнул, и вздох его был тяжелым, тугим, безнадежным, с тихим оттенком отчаяния. Он посмотрел на Валю, и взгляды их столкнулись, но не в поединке, а в сочувствии и жалости. - У тебя есть что-нибудь выпить? - спросил он. Валя отрицательно покачала головой. - Жаль. По такому случаю следовало бы напиться.

- Ты достаточно выпил сегодня в гостях, - ровно, без интонации сказала она.

- Пил - и ни в одном глазу, трезв как стеклышко. А кофе у тебя есть?

- Найдется. Но я не советую. Нагрузка на сердце.

- Какое тебе дело до моего сердца! - выдавил натужно из себя Святослав, горько поморщившись.

- Сердце нужно беречь. У тебя впереди еще большая жизнь, служба и все остальное. Ты еще молод.

- Остального не будет, - решительно перебил он и немного погодя прибавил: - Хотя что понимать под "остальным"? Я вот думаю: было ли у нас с тобой это "остальное"? Ты как считаешь?

Валя не ответила. Ей не хотелось сейчас продолжать этот, в сущности, уже ненужный, не способный ничего изменить разговор. И это ее нежелание объяснять, уточнять, ворошить прошлое и настоящее обижало его и возмущало. Он желал полной ясности, потому что где-то в глубине души его еще теплился слабенький уголек надежды. Он рассуждал вслух:

- Семья, конечно, сложный, тонкий организм. Мы не всегда это понимаем и по неопытности делаем много ошибок, которые потом трудно исправлять. Я признаюсь: где-то был не прав, но в чем-то и ты ошибалась. Семья - это компромисс. Ты согласна? Ты молчишь. Ты думаешь сейчас о нем, я догадываюсь. Не будь его, все можно было бы восстановить.

- Склеить "суперцементом", - горько ухмыльнулась она. - Нет, Слава, восстановить невозможно. - Подумала: "Он читает мои мысли". Это были мысли об Олеге.

Валя встала, чтоб положить конец разговору. Святослав поднял на нее жесткий взгляд, вдруг спросил:

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
100 знаменитых сражений
100 знаменитых сражений

Как правило, крупные сражения становились ярчайшими страницами мировой истории. Они воспевались писателями, поэтами, художниками и историками, прославлявшими мужество воинов и хитрость полководцев, восхищавшимися грандиозным размахом баталий… Однако есть и другая сторона. От болезней и голода умирали оставленные кормильцами семьи, мирные жители трудились в поте лица, чтобы обеспечить армию едой, одеждой и боеприпасами, правители бросали свои столицы… История знает немало сражений, которые решали дальнейшую судьбу огромных территорий и целых народов на долгое время вперед. Но было и немало таких, единственным результатом которых было множество погибших, раненых и пленных и выжженная земля. В этой книге описаны 100 сражений, которые считаются некими переломными моментами в истории, или же интересны тем, что явили миру новую военную технику или тактику, или же те, что неразрывно связаны с именами выдающихся полководцев.…А вообще-то следует признать, что истории окрашены в красный цвет, а «романтика» кажется совершенно неуместным словом, когда речь идет о массовых убийствах в сжатые сроки – о «великих сражениях».

Владислав Леонидович Карнацевич

Военная история / Военное дело: прочее