Бородинское поле

Она тяжело поднялась, поправила гвоздики на могиле, которые, как ей казалось, Флора положила неаккуратно, вышла из ограды, осмотрелась. Сверху, сквозь зеленую листву ветвей, струился мягкий луч и таял над вечным покоем. Нине Сергеевне казалось, что это небо посылает на землю свою благодать, и от такой мысли на душе ее было легко и тихо, только мысли роились в голове неудержимо, бродили и ширились. Им было тесно, они напирали, требовали выхода. Их надо было излить, высказать. Это били думы, которые копились в ней долгие годы там, далеко за океаном, думы о родине, о превратностях судеб людских и о мире. Да, да, именно о мире. Все те годы, которые начались с победного сорок пятого, там, в Америке, она жила в тревоге за судьбу мира, потому что постоянно только и слышала о третьей мировой войне, которая неизбежно окончится катастрофой для всего человечества, и прекрасная планета Земля будет превращена в сплошное кладбище. Зачем, почему, во имя чего люди и страны должны враждовать друг с другом?

На центральной дорожке Нину Сергеевну поджидали Варвара Трофимовна и Флора. У каждой из них своя родина, и обе они - дочери одной земли. Им не нужна война. "Нет, не нужна", - мысленно повторила Нина Сергеевна, подходя к Варваре Трофимовне и Флоре.

- Заждались меня. А я с Глебом поговорила, и на душе полегчало. - И, глядя на внучку просветленным взором, пояснила: - С твоим дедушкой.

- Я богатая, - весело заулыбалась в ответ Флора. - У меня три дедушки: Генри, Оскар и Глеб.

- У тебя большая родня, Флора, - задумчиво отозвалась Варвара Трофимовна.

- А я так думаю: весь мир, все люди на земле - одна большая родня. И жить они должны по-родственному - без ссор и без драк. В ладу и в мире, - заключила Нина Сергеевна.

Загорск - Москва 1977-80 гг.