Борьба без проигравших

Калеб зажмурился, пытаясь припомнить, когда в последний раз думал о ней как о Лиззи.

— Разве? — пробормотал он.

Она прикусила нижнюю губу, ее глаза потемнели и подозрительно заблестели. Он был потрясен. Такая ерунда значила для нее так много! Должно быть, этот уменьшительный вариант ее имени кажется ей вульгарным. Черт, это действительно было глупо и подло. Он делал это только для того, чтобы унизить ее и подчеркнуть ее бессилие.

Какой же сволочью он был!

— Но тебе это не поможет. Я все равно называть тебя Рэмбо.

Калеб снял перчатки, поднял с пола полотенце и принялся вытирать лицо и грудь.

— Я и не думал, что ты посмотришь в мою сторону после… после того. Я думал, ты сидишь в укромном уголке и точишь когти.

Лицо Элизабет стало печальным и задумчивым.

— Почему ты остановился?

— Ты… ты удивила меня. Я не верил, что ты еще девушка.

Элизабет открыла рот, собираясь заговорить, но он прервал ее:

— Не говори ничего. Я знаю, что ты хочешь сказать. Я просто… — Калеб замолчат на полуслове. Элизабет говорила правду. Значит… Дэвид обманул его, по крайней мере, в том, что касалось этого маленького, но немаловажного обстоятельства.

Кому же теперь верить? Дэвиду или Элизабет? Или истина лежит где-то посередине?

Элизабет отвела глаза, потом снова посмотрела на Калеба. Щеки ее пылали.

— Но даже если так, ты же знаешь, я не хотела, чтобы ты останавливался.

— Элизабет. — Калеб сжал ее руку. — Уйти от тебя сегодня было самым трудным в моей жизни. Но я должен был это сделать. Ты — под моей защитой.

— Ах, защитой! — Она отняла у него свою руку. — Большинство людей сочли бы это противозаконным заключением.

— Называй как хочешь, мне все равно: пока ты здесь, я за тебя в ответе. И, черт побери, сюда, конечно же, не входит… То, что произошло сегодня утром… это была ошибка. Больше такое не повторится.

После неловкого молчания Калеб добавил:

— Я думал, что двадцатипятилетняя девственница — это вымерший вид.

Элизабет пожала плечами, села рядом с ним на скамейку, но стала смотреть в другую сторону.

— Не все просто, по крайней мере, для меня, — задумчиво сказала Элизабет. — Я всегда считала, что интимные отношения — самые важные изо всех, что бывают между людьми. Зачем же их профанировать, обесценивать, если по-настоящему не любишь?

Ее слова повисли в молчании. Из них можно было сделать только один вывод: Элизабет его любит. Любит так, что готова отдать себя целиком и полностью. Эти слова заставили трепетать его сердце, хотя он понимал, что они должны были ужаснуть его.

— А как тебе удалось прожить три недели в «Авалоне»… вот так?

— Не знаю. Лу — тот еще тип. Он приперся ко мне, довольно нагло, в первый же день, когда я там появилась.

— Ты удивилась?

— Конечно, удивилась. Я знала, что в «Авалоне» это не поощряется. Их мировоззрение не включает в себя понятие «свободная любовь». Вся их жизнь зависит от ритмов природы, от выполнения тяжелой физической работы, в основном на земле.

— И на мытье унитазов?

Элизабет поморщилась.

— Этим занимаются новички. Ты делаешь эту работу, пока не предложат что-нибудь более достойное. Конечно, там много говорят о любви и гармоничных отношениях, но только платонических.

— Значит, сексуальная революция осталась шестидесятых?

— Да, я думаю, так. В этом смысле они очень консервативны. Кроме того, они так много работают, что у них не остается сил на секс. Все, что они могут себе позволить, — это крепко обнять друг друга.

— Так, значит, ты удивила Лу? Я думаю, он может быть очень настырным.

— Ну, конечно, я сказала, что еще девственница. Я думала, на этом все кончится и он уйдет.

— Позволь мне догадаться, что было дальше. Он еще больше распалился, да?

— Откуда ты знаешь?

— Случайно догадался. — Калеб улыбнулся наивности Элизабет.

— Лу был заинтригован… Во всяком случае, он так сказал. Как бы то ни было, он дал ясно понять, что спать с ним входит в мои обязанности. Он не собирался отступать.

— Так почему же он не получил своего?

— Ну, видишь ли, он и сам придерживается круговорота природы. Все вертится вокруг лунного календаря. Как сказал Лу, идеальное время, чтобы раскрыть — тьфу! — бутон моей невинности, превратить его в букет женственности тра-та-та и тра-та-та, — это следующее полнолуние. «Полнолуние есть самое благоприятное время для всякого рода изменений и превращений».

— Твое счастье, что я выкрал тебя раньше, чем Лу раскрыл этот твой бутон, — сказал Калеб. — Так ты собиралась позволить ему…

— Нет! Боже мой, Калеб, что ты такое говорить? Я собиралась уйти оттуда до полнолуния, а потом снова вернуться.

— Чертовски умно, — сказал он, и в его голосе послышался сарказм.

— Это единственное, что я смогла придумать.

— Ты отдала им все свои деньги? — спросил он.

— Ага. Закрыла счет в банке. — Элизабет засунула руки в карманы своей «кенгуру» и печально улыбнулась. — Целых триста шестьдесят долларов и девятнадцать центов.

На какую-то долю секунды Калеб решил, что она шутит, но потом резко отвернулся. Как бы почувствовав, что смутила его, Элизабет тихо сказала:

— Это был неудачный год в смысле работы.

— Расскажи, почему ты вступила в «Авалон»?