-- Баратынский никогда не бывал пропагандистом слова. Он, может быть, был слишком ленив для подобной деятельности, а во всяком случае слишком скромен и сосредоточен в себе. Едва ли можно было встретить человека умнее его, но ум его не выбивался наружу с шумом и обилием. Нужно было допрашивать, так сказать, буровить этот подспудный родник, чтобы добыть из него чистую и светлую струю.
-- Он не был фанатиком ничьим, ни даже самого Пушкина, несмотря на дружбу свою с ним и на похвалы, какими тот всегда осыпал его.
--Я еще вспомнила несколько литературных суждений, которые мне удалось слышать от Александра Сергеевича... после Дельвига он, кажется, больше всех любил Евгения Баратынского как человека и как поэта!
-- Отчасти он обязан поэтическою славою своею Пушкину, который всегда и постоянно говорил и писал, что Баратынский чудесный поэт, которого не умеют ценить. Почти то же говорил он о Дельвиге и готов был иногда поставить их обоих выше себя. Трудно понять, что заставляло Пушкина доходить до таких преувеличений. Правда, что он называл Баратынского одним из лучших своих друзей; но дружба не могла ослепить необыкновенной его проницательности. Говорили, что он превозносил Дельвига и Баратынского, чтобы тем больше возвысить свой гений, потому что если они были необыкновенные поэты, то что же сказать о Пушкине? Может ли быть какое-нибудь сравнение между ними и им? Но я не предполагаю такой мелкой хитрости в нашем великом поэте.
-- Баратынский не был с ним искренен, завидовал ему, радовался клевете на него, думал ставить себя выше его глубокомыслием, чего Пушкин в простоте и высоте своей не замечал.
Это сущая клевета.
-- Я помню, когда приводили имена лучших литераторов того времени, ...стали говорить: Жуковской, Батюшков и Пушкин; ...позже: Пушкин, Баратынской, Дельвиг.
-- Доволен я собой, и по сердцу мне труд, Когда сдается мне, что выдержал бы суд Жуковского; когда надеяться мне можно, Что Батюшков, его проверив осторожно, Ему б на выпуск дал свой ценсорский билет; Что сам бы на него не положил запрет Счастливый образец изящности афинской, Мой зорко-сметливый и строгий Баратынской; Что Пушкин, наконец, гроза плохих писак, Пожав бы руку мне, сказал: "Вот это так!"
-- Они были... по большей части люди с дарованиями, но и с непомерным самолюбием... Дельвиг, Кюхельбекер, Баратынский старались войти со мною в короткие отношения: моя разборчивость не допускала сближения с такими молодыми людьми; я старался уклониться от их короткости, даже не заплатил им визитов.
-- Пушкин с Баратынским были не совсем еще обелены. Я, в качестве редактора журнала, боялся слишком часто показываться в обществе людей, подозрительных для правительства.
-- Чем более вижусь с Баратынским, тем более люблю его за чувства, за ум, удивительно тонкий и глубокий, раздробительный. Возьми его врасплох, как хочешь: везде и всегда найдешь его с новою своею мыслью, с собственным воззрением на предмет.
-- Никто более Баратынского не имеет чувства в своих мыслях и вкуса в своих чувствах.
-- О гений на все роды!.. О баловень природы!.. Остер, как унтерский тесак...
-- Он щедро награжден судьбой, рифмач безграмотный, но Дельвигом прославлен!
-- Баратынский не ставил никаких знаков препинания, кроме запятых, в своих произведениях, и до того был недалек в грамматике, что однажды спросил у Дельвига: "Что называешь ты родительным падежом?"
-- Что это за человек, мой друг! Это поистине поэтическая душа!
-- Какой возвышенный ум, какая нравственная чистота, какая высота чувств.
-- Неизъяснимая прелесть, которою проникнуто было все существо его, отражалась и в его произведениях.
-- Однажды пришед к полковнику, нахожу у него за обедом новое лицо, брюнета, в черном фраке, бледного, почти бронзового, молчаливого и очень серьезного... Это был Боратынский.
-- В залу вошли два молодые человека, один -- высокий блондин, другой -- среднего роста брюнет, с черными курчавыми волосами и резко выразительным лицом. Смотрите, сказали нам, блондин -- Баратынский, брюнет -- Пушкин.
-- Его бледное, задумчивое лицо, оттененное черными волосами, как бы сквозь туман горящий пламенем взор придавали ему нечто привлекательное и мечтательное, но легкая черта насмешливости приятно украшала уста его.
-- Он был худощав, бледен, и черты его выражали глубокое уныние.
-- Но, несмотря на наружность, муза его была вечно игривое дитя, которое, убравшись розами и лилеями, шутя связывало друзей цветочными цепями и резвилось в кругу радостей.
-- Прошел веселый жизни праздник. Как мой задумчивый проказник, Как Баратынский, я твержу: "Нельзя ль найти подруги нежной, Нельзя ль найти любви надежной?" И ничего не нахожу.
-- Баратынского вечно преследовала мысль, что жениться ему необходимо; но кто же из порядочных верил ему?
-- Какой несчастный плод преждевременной опытности сердце, жадное счастия, но уже не способное предаться одной постоянной страсти и теряющееся в толпе беспредельных желаний! Таково положение... большейчасти молодых людей нашего времени.