Бомбардировщики

Работа у истребителей тяжелая и неблагодарная. При массированном налете все равно кто-нибудь да прорвется. Те, кто окажется под бомбами, будут костерить летчиков на чем свет стоит, дескать — лентяи и трусы! Не смогли перехватить противника. А о вражеских самолетах, сбитых и сбросивших бомбы, не добравшись до цели, и не вспомнят.

Впрочем, надо отдать должное союзникам: во время короткой и яростной схватки немцы успели сбить четыре вражеских истребителя, потеряв только одного своего. Хорошая работа.

Овсянников хотел было зайти на КП, но махнул на это дело рукой и побежал к капонирам. Попавшийся ему навстречу капитан Иванов остановил подполковника и в двух словах доложил обстановку. Во время налета комэск спрятался под грузовик на краю летного поля и видел вражескую бомбежку во всей ее красе, если можно так выразиться.

Основной целью англичан были стоянки самолетов, склады и капониры. Одна бомба попала в четвертый капонир, находившиеся там два «ДБ-3» восстановлению не подлежат. Близким разрывом поврежден учебный «ДБ-ЗФ». Обрушилась крыша временного укрытия рядом со стоянкой автотранспорта. Сейчас люди извлекают товарищей из-под завала. Вроде никто в укрытии не погиб, двое раненых, трое контужено.

Не всем повезло, как Овсянникову или Иванову, Уже точно известно, что несколько человек погибло, есть раненые. Да, все оказалось не так хорошо, как на первый взгляд. Потери на земле от вражеских бомб — еще горше, чем от истребителей и зениток.

Впрочем, налет не сильно сказался на боеготовности полка. Потери в пределах допустимого. Людей и технику жалко, но могло быть и хуже. Спасибо зенитчикам — заставили противника сбросить бомбы с высоты. Англичане не рискнули лезть под кинжальный огонь 37-миллиметровых автоматов. Благодаря чему урон был не так велик. Большинство бомб плюхнулось в поле.

Воздушная база оживала. Люди, не мешкая, принимались за работу. Майор Чернов и военинженер Савельев организовали разборку разрушенных складов. Медики занялись ранеными. Люди майора Вайкулиса засыпали наиболее опасные воронки на летном поле. А вот капитана Гайды и половины его людей не видно, что и неудивительно.

При первых же звуках сирены особист поднял в ружье два взвода и рванул прочесывать окрестности аэродрома. Сопротивление у капитана давно в печенках сидит. Естественно, он постарается не упустить шанс выловить добровольных сигнальщиков или желающих под шумок малость пострелять по советским людям. Заодно на оперуполномоченном особого отдела лежит обязанность вылавливать выбросившихся с парашютом вражеских летчиков.

Быстренько пробежавшись по территории и самолично оценив урон, Иван Маркович засучил рукава и наравне со всеми впрягся в работу. Здесь, у разбитых самолетов, его и нашел посыльный.

— Товарищ подполковник, лейтенант Карпов передает, что группа старшего лейтенанта Ливанова возвращается на наш аэродром. Подлетное время десять минут.

— Хорошо, — бросил через плечо Овсянников, не переставая при этом орудовать лопатой. Воронка в полтора метра глубиной мешала вытащить обломки самолета из капонира.

— Какие будут распоряжения? — красноармеец не уходил. Видимо, получил приказ не возвращаться без указаний командира полка.

— Что говоришь? — Иван Маркович воткнул лопату в грунт и выпрямился. На его лице явственно отпечатались признаки недовольства.

— Группа возвращается, товарищ подполковник. Скоро будут туточки.

— Быстро дуй на КП, передай дежурному, чтоб поддерживал связь. Вышку предупредить. Воронки на поле обозначить. Живо!

— Есть! — красноармеец молодцевато отдал честь и, развернувшись на каблуках, припустил обратно к радиорубке.

— Вот так-то, — хмыкнул комполка, — а Ливанов молодец, всегда домой возвращается.

Подполковник собирался было идти на вышку управления полетами, чтоб лично проследить за посадкой лихого старлея, но в этот момент воздух разорвал пронзительный вой сирены воздушной тревоги.

— Опять, — с горечью в голосе бросил работавший рядом с Овсянниковым боец.

— Бегом! Всем в укрытие! — заорал лейтенант Туманов и, бросив трос, который он тащил к бомбардировщику, резво рванул к ближайшей щели.

Повторять дважды не пришлось. Наученные горьким опытом первого налета люди побросали инструменты и рассыпались по территории. Сам Овсянников негромко выругался, возвращаться в липовый блиндаж он не хотел. Это было выше его сил. Вместо того чтобы бежать в ближайшее укрытие, подполковник подобрал свой реглан, фуражку и спокойно закурил. Семи смертям не бывать, а одной не миновать.

К черту все! Подыхать в норе, как крыса, он не собирался. Летчику положено встречать врага лицом к лицу, видеть его глаза. А если честно, Овсянников готов был себе в этом признаться, он боялся идти в укрытие. Неожиданный приступ клаустрофобии — так, кажется, это называют врачи — сломал волю подполковника. Нет, лучше здесь, при свете солнца, чем в затхлой полутемной норе. И не поймешь, не увидишь своего конца, если что случится.