А когда хочется уйти, но совесть не позволяет бросить товарищей, тогда в голову приходят самые несуразные и дикие шутки. Ла Буржу еще повезло, что, когда на Макса нахлынуло, ему на глаза попался уличный торговец мороженым. Отказываться от пари у летчиков не принято, девушки, смущенно отводя глаза в сторону, поддержали шутку Хохбауэра. Сам мороженщик не растерялся и быстро разложил перед «господами бравыми офицерами» свой товар.
В споре с большим отрывом победил Макс Хохбауэр. Штурман проглотил 12 порций мороженого для ровного счета, Владимир сдался на восьмом вафельном стаканчике, а Дима остановился на шестом. Девушки в соревновании не участвовали, скромно ограничились угощением из одной порции, хотя Макс и предлагал им показать класс и не посрамить Францию.
Победа дала о себе знать на следующее утро. Горло болело, голос охрип, из носа текло. Экспресс-лечение в виде горячего чая и наперстка коньяка не помогло. По-хорошему Макса следовало на пару дней освободить от полетов и не позволять ему переохлаждаться, но в таком случае пришлось бы снимать с задания весь экипаж. Брать замену штурману Ливанов не хотел. В итоге о простуженном лейтенанте Хохбауэре никому не доложили, Владимир сделал Максу дружеское внушение и проследил, чтобы он не забыл поддеть под комбинезон толстый вязаный свитер и обмотать шею шарфом. На этом история завершилась, все надеялись, что счастливо.
К сожалению, для Дмитрия Гордеева все сложилось намного хуже. По мнению товарищей, он слишком серьезно относился к Саре и слишком близко к сердцу воспринимал трагическую историю ее семьи. По словам девушки, они летом 39-го переехали из Польши во Францию. Отец давно собирался перебраться в более спокойное местечко, да все дела не позволяли.
Наконец все утряслось, друзья помогли с визами, и семья перебралась на север Франции. Казалось бы, жизнь налаживается, и тут война. Сара во всем обвиняла немцев, хотя как минимум половина вины лежала на официальной Варшаве и ее западных союзниках. Макс, в свое время внимательно следивший за развитием событий, просветил товарищей: если бы не стремление Англии и Франции столкнуть лбами Советский Союз и Германию, все происходило бы иначе.
Из-за скоротечности войны и моментального разгрома панской Польши отец Сары не успел перевести свои «гешефты» во Францию. По редким обмолвкам девушки, человек он был небедный, владел несколькими салонами и магазинами в Варшаве и Лодзи. Отец и брат не унывали, начали налаживать дело во Франции.
Кроме того, они надеялись через «хороших» людей если не вытащить свои капиталы, так хоть сохранить над ними контроль.
Все испортил Гитлер. Доблестная французская армия и британский экспедиционный корпус разгромлены, Франция стонет под пятой оккупантов. Сара не понимала, как это получилось. По ее мнению, немцы обманули союзников, пообещали прекратить агрессию, а сами вероломно напали на Бельгию и Францию.
Прислушивавшиеся к этой исповеди Макс и Владимир кусали щеки, чтоб не расхохотаться — как, оказывается, легковерны люди, как легко заставить человека поверить в самые невероятные страсти-мордасти, лишь бы при этом вовремя найти врага, который во всем виноват и должен за все ответить. Для Сары и ее семьи таким врагом были немцы. На втором месте до недавнего времени Советский Союз.
Ливанов и Хохбауэр сдерживались, а вот Дима Гордеев верил всему, что рассказывала девушка. Даже Элен не была такой легковерной и здраво рассуждала, считая, что не один Гитлер виноват, что его спровоцировали англичане, надеясь загрести жар чужими руками. А о русских и речи нет — такие же жертвы агрессии, как и Франция.
Насколько далеко зашел Гордеев, выяснилось вчера вечером. Бедолага поделился с друзьями своими сомнениями.
— Почему мы воюем против англичан, а не тех, кто развязал войну?
— Не понял?! — брови Владимира полезли на лоб.
— Мы бомбим заводы, порты. Убиваем простых пролетариев, а не богатеев-кровопийц. Почему бы не бомбить особняки лордов? Не разнести к собачьм чертям парламент или что там у них есть?
— А это поможет? — осведомился Макс.
— Конечно, поможет. Разбомбить угнетателей, редакции газет, банки, тогда простые люди сами поймут, что их обманывали и… — договорить ему не дали. Владимир бесцеремонно расхохотался.
— А как ты собираешься бомбить парламент? Ты и в завод-то попадаешь со второго захода, а тут точечная цель. И как сумеешь узнать, что тот самый Большой Лорд у себя дома, а не на рыбалке?
— Троцкизм не пройдет, — усмехнулся Хохбауэр. — Помню, один мой знакомый тоже любил порассуждать о мировой революции и пролетарской солидарности. Тоже не мог поверить, что финские рабочие будут в нас стрелять.
— И что с ним?
— Погиб зимой, он в пехоте служил. Так и остался лежать перед финским дотом. А их пулеметчики, потом их выкопали из-под обломков дота, все как один мобилизованная сельская беднота. Ты мне растолкуй, почему эти гады в нас стреляют? Почему они первыми напали на мою страну? Почему они в каждом вылете пытаются меня сбить?
— Так они же свою родину защищают, — ответил Дмитрий.
— Выходит, мы на них напали?