Бомбардировщики

— На боевом! — легкое касание штурвала, повернуть машину в сторону большого, прямо лезущего в кабину, заполняющего собой весь горизонт сухогруза.

Вдруг, это всегда происходит неожиданно, впереди вспухли грязные дымные хлопья разрывов.

— Опомнились, сволочи!

Стреляют с транспортов и застывшего у входа в залив эсминца. Тусклые вспышки на палубах и надстройках кораблей. Суета вокруг зениток. В мгновение ока проснулась вся противовоздушная оборона Ливерпуля. Кажется, внизу стреляет все, что может. Перед носом бомбардировщика вырастает сплошная стена разрывов. Боевой курс — не отвернуть и не подняться выше. Остается, стиснув зубы и вцепившись обеими руками в штурвал, слушать, как барабанят по обшивке осколки. Быстрее бы отбомбиться, быстрее.

— Командир, возьми левее, — доносится сквозь грохот голос штурмана, — видишь баки и трубы?

— Вижу, мать, мать, перемать и вымать, — самолет уже над транспортами, новая цель — это лишние секунды под огнем.

— Иди прямо над танкером. — Максу хорошо, он не видит, что впереди по курсу творится. Врут попы, будто ад под землей, вот он в небе, и через него придется пройти.

— Сейчас я его долбану.

Самолет ощутимо тряхнуло, как машину на ухабе. Попали?! Короткий взгляд на приборы, моторы тянут, давление в норме. В кабине стоит кисловатый аромат сгоревшего кордита, но дымком не тянет.

Наконец плоская, словно корт, палуба танкера исчезает из виду, уходит под крыло. Следом за ней исчезают серебристые баки и трубы нефтяного терминала. Чувствуется толчок, самолет облегченно вздрагивает. Моторы звенят и тянут машину вверх, прочь от полыхающих огнем грязных клякс.

— Есть! Накрыл! — кричит Макс и спокойным тоном добавляет: — У меня четыре «колотушки» остались.

Ливанов его не слышит. Ясно, что штурман первым делом сбросил «ФАБ-250» с подкрыльевых подвесок. Быстрее, быстрее вырваться из этого ада. Правый вираж. Огненное кольцо ползет следом. Рядом с машиной Ливанова идет бомбардировщик с цифрой «11» на фюзеляже. Паша Столетов, как и командир, оставил себе прежний номер. Остальные вроде не отстают, одной стаей выходят к точке сбора. Теперь левее и добавить оборотов. Порт остался позади. Внизу городские кварталы. И стало тише, зенитный огонь поутих.

Настало время оглядеться по сторонам. Все ли экипажи уцелели? Сразу и не понять. Вон, звено Туманова кружит над северной окраиной Ливерпуля. Рядом еще четверка бомбардировщиков. Где ведомые? «11-й», как и положено, держится чуть правее. А Сашка Осадченко? В этом рейде Ливанов взял его вторым ведомым вместо Гордеева, переведенного в эскадрилью капитана Иванова. Не видно.

— Осадченко сбили, — глухо звучит голос Фролова.

— Еще один упал на город, — добавляет Сергей Зубков.

Слова отзываются острой болью под сердцем. Пальцы в бессильной злобе стискивают штурвал. Эх, сейчас не время для скорби, пора устраивать перекличку по голосовой рации и вести группу на второй заход.

Глава 22 Засада

Как заметил подполковник Овсянников, моральный климат в полку за последнее время улучшился. Люди ведь чувствуют, когда руководство понимает их проблемы. Тут и Абрамов хорошо поработал, смог объяснить, донести, вразумить. Да и сам Иван Маркович оказался неплохим командиром. С другой стороны, ничего особенного он не сделал, просто требовал от подчиненных дисциплины, исполнения своих обязанностей и отстаивал свою правду перед лицом начальства.

Сначала Овсянников расхохотался, когда помполит ему об этом сказал. Так ведь и должно быть. Потом задумался. Он действительно просто исполнял свои обязанности и старался не впадать в панику перед людьми. Хотя поначалу это было нелегко.

Сейчас обстановка стабилизировалась. В полк прибывает пополнение, идет переоснащение на новые машины, и потери снизились. Переход на ночные полеты дал о себе знать. У немецких частей, работавших днем по переднему краю вражеской обороны, потери до сих пор были жуткими. Несколько сотен самолетов потеряли с начала битвы за Англию. А вражеское сопротивление до сих пор не сломлено.

Штабисты отмечают усталость английской истребительной авиации. И всё. Про нашу усталость не говорят. Как будто русские и немцы сделаны из железа! Ерунда все это. Если в ближайшие две недели не добьемся перелома, его не будет никогда. Люди гибнут, самолеты горят и выходят из строя. Соседи говорят, у них все больше небоевых потерь. Летчики не выдерживают напряжения и бьются при посадке или моторы отказывают. Хрен редьки не слаще, в общем-то.

Сегодня рано утром Овсянников собрал у себя в кабинете заместителя, инженера, помполита, штурмана полка, комэсков и особиста. Разговор Иван Маркович повел о потерях. Проблема первоочередная. За месяц с лишним боев полк обновился более чем наполовину. Экипажи гибнут или возвращаются на аэродром на покалеченных машинах. Реально готовых к вылету самолетов и экипажей в полку с трудом наберется на три эскадрильи из четырех списочных. Надо что-то решать.