Бойцовский клуб

С тех пор как силикон оказался опасен, коллаген стал популярным средством для разглаживания морщин, или увеличения губ, или коррекции обвисших подбородков. Как объяснила Марла, коллаген, который можно достать задёшево, делают из говяжьего жира, который стерилизуется и обрабатывается. Но этот дешёвый коллаген не удерживается в организме долго. Куда бы его ни ввели, — например, в губы, — твоё тело отторгает его, и он выводится из организма. Через шесть месяцев у тебя тонкие губы. Опять.

Самый лучший коллаген, сказала Марла, это твой собственный жир, отсосанный из бёдер, обработанный и очищенный, и введенный обратно в губы или ещё куда-нибудь. Такой коллаген — надолго.

Жир в морозильнике дома — это сберегательный банк коллагена Марлы. Когда её мама набирает лишний жир, ей отсасывают его и упаковывают. Марла сказала, что процесс называется «подборка». Если маме Марлы самой не нужен был коллаген, она отсылала пакеты Марле. Сама Марла никогда не будет жирной, и мама решила, что семейный коллаген подойдет ей лучше, чем дешёвый говяжий.

Свет с бульвара проходит сквозь надпись на стекле и пишет «как есть» у Тайлера на щеке.

Пауки, говорит Тайлер, могли отложить свои яйца тебе под кожу, и личинки могли там вывестись и прогрызать ходы. Вот, насколько хуже могло быть.

Теперь мой цыплёнок с миндалем в теплом густом соусе на вкус — как что-то, высосанное из бёдер мамы Марлы.

Вот тогда, стоя с Марлой на кухне, я понял, что сделал Тайлер.

Вся в морщинах.

И я понял, почему он послал конфеты маме Марлы.

Пожалуйста помоги.

И я сказал, Марла, ты не хочешь заглядывать в морозилку.

Марла говорит: не хочу что?

Мы никогда не едим красное мясо, говорит мне Тайлер в «Impala». И он не может использовать куриный жир, потому что мыло не будет застывать в брусках. Нам просто повезло с этой штукой, говорит Тайлер. Мы с этим коллагеном заплатили за аренду.

Я говорю, ты должен был сказать Марле. Теперь она думает, что я это сделал.

Омыление, говорит Тайлер, это химическая реакция, которая необходима, чтобы сделать хорошее мыло. Куриный жир не пойдёт, как и любой жир с большим количеством соли.

Слушай, говорит Тайлер. У нас большой заказ. Что мы сделаем, так это мы пошлём маме Марлы шоколадных конфет, и может быть, пару пирогов.

Я не думаю, что это сработает ещё раз.

Короче, Марла заглянула в морозилку. Ну ладно, сначала мы немного поборолись. Я пытался остановить её. Пакет, который она держала, упал, и вся эта штука разлетелась по линолеуму. Мы оба поскользнулись на жирной массе, и меня чуть не вырвало. Я схватил Марлу за талию сзади, так что её чёрные волосы лезли мне в лицо, её руки прижаты по бокам.

И я говорю ей снова и снова: это был не я. Это не я.

Я этого не делал.

Моя мама! Ты её всю размазал!

Нам нужно было делать мыло, говорю я, моё лицо около её уха. Нужно было стирать мои брюки, заплатить аренду, починить газовую трубу. Это не я.

Это Тайлер.

Марла кричит: что ты несёшь? — и выпрыгивает из юбки. Я пытаюсь встать с жирного пола с яркой индийской хлопковой юбкой Марлы в руках, а Марла в чулках, в туфлях на каблуках и в простой блузке открывает морозильник. И внутри морозильника сберегательного банка коллагена нет.

Там две старых батарейки от фонарика. И всё.

Где она?!

Я уже отползаю назад. Руки скользят, туфли скользят по линолеуму, а мой зад оставляет на грязном полу чистую полосу. Подальше от Марлы и холодильника. Я держу перед собой юбку, так что не вижу Марлы, когда говорю ей.

Правду.

Мы сделали из неё мыло. Из мамы Марлы.

Мыло?!

Мыло. Вывариваешь жир. Смешиваешь со щёлочью. Получаешь мыло.

Когда Марла начинает визжать, я бросаю юбку ей в лицо и бегу. Я скольжу. Я бегу.

Вокруг первого этажа. Марла бежит за мной. Нас заносит на поворотах, мы отталкиваемся от окон для ускорения. Скользим. Оставляем жирные и грязные отпечатки рук поверх цветов на обоях. Падаем, скользим, врезаемся в стенные панели, опять поднимаемся, бежим.

Марла кричит: ты сварил мою маму!

Тайлер сварил её маму.

Марла визжит, отставая от меня на взмах ногтей.

Тайлер сварил её маму.

Ты сварил мою маму!

Входная дверь всё ещё открыта.

И потом я выбежал на улицу, и Марла кричала в дверях позади меня. Мои ноги не скользили на бетонной дорожке, и я просто продолжал бежать. Пока не нашел Тайлера, или пока Тайлер не нашел меня, и я не рассказал ему, что случилось.

Мы с Тайлером, каждый с пивом, растянулись на сиденьях я на переднем, он на заднем. Даже сейчас Марла, наверное, все ещё в доме, кидает журналы в стены и кричит, что я извращенец, чудовище, двуличный капиталист и просто подонок. Мили ночи между мной и Марлой предлагают насекомых, меланомы, вирусы, поедающие плоть. Где я не так уж и плохо.

Могло быть хуже, говорит Тайлер. Когда в человека попадает молния, говорит он, его голова выгорает до размеров дымящегося бейсбольного мяча, а застежка на брюках сплавляется в один кусок.

Я говорю: сегодня ночью мы достигли дна?