Бояться нужно молча

Сущности не сопротивляются — вялые удары не в счет. Они истощены и поэтому слабее людей. Без кармы так будет всегда, а восполнить ее после черного порога невозможно.

Не проходит и минуты, как Утешительницы побеждают. Седые дети без сознания. Теперь они не выглядят угрожающе. Они снова маленькие и наивные.

Связь между сущностью и Эллой тает, и сестра хрипло втягивает воздух. Я до сих пор сжимаю ее лодыжку.

— Все позади, — шепчу я. — Все позади…

Женщины смотрят на Эллу.

— Она не переступила черный порог, — убеждаю я сама себя. — Не успела.

Поднимаю голову, чтобы обрадоваться светлым кудрям, и сердце тонет в море ужаса. Моя сестренка опускает глаза. Белые глаза.

— Прости меня, Шейра. Мне… жаль. Не проболтайся родителям, хорошо?

Она будто не понимает. Будто не ощущает, что пересекла черту.

— Вставай, родная. — Она подает мне руку, но я пячусь.

Нет, это ложь. Я сплю.

Давай, Шейра, просыпайся. Просыпайся!

— Почему так светло? — хмурится Элла, поворачиваясь к Утешительницам.

О, сестренка, теперь ты всегда будешь видеть слишком ярко, слишком пронзительно. Чтобы не давать шансов жертве. Чтобы ни на миг не забывать, в кого превратилась. Ты наказана, как наказывают серийных убийц и маньяков. За что? За то, что проиграла.

— Мы ее забираем, — цедит одна из Утешительниц, а затем обращается к Элле: — Надеюсь, тебя не надо обрабатывать, как этих?

— Почему… — Сестра закусывает губу. — Почему так тошнит? И кружится все. Холодно. Мне… Мне плохо…

— Пойдем. — Женщина увлекает ее в кабину.

Вторая Утешительница переносит в салон безжизненных детей.

— Нет! Не надо! — воплю я. Сердце-молот стучит в каждой клеточке тела. Откуда-то появляется немного силы, и я трачу ее на то, чтобы вскочить. — Пожалуйста! Элла! ЭЛЛА!

— Я сущность? — одними губами спрашивает сестренка. Она спокойна, но мне ли не знать, что за тонкой корочкой льда — отчаянное пламя. — Шейра, не говори им. Хотя бы сейчас, пока они в командировке.

Элла переступает порог кабины.

— Да послушайте вы меня! — Я цепляюсь за плечо Утешительницы, поднимающей чумазого мальчишку. — Она не виновата! Она не хотела, чтобы так произошло!

— А они хотели?

— Нет, — хриплю я. — Разве это честно?

— Понедельник и пятница — дни открытых дверей. Блок номер три, отделение невиновных.

— Так нельзя! Нельзя! Отпустите ее! — Я пытаюсь ее ударить, но она перехватывает мой кулак.

— Вы тоже поедете с нами. Мы довезем вас до первой безопасной остановки.

Лицо Эллы не выражает ни грусти, ни страха, ни сожаления. Неужели она сдалась? Неужели смирилась с тем, что ее заберут? Неужели не поняла, что это… навсегда? На всю жизнь.

Я задыхаюсь. В голове ни одного убедительного довода.

Я — марионетка. Снова.

Что я скажу родителям? Как буду оправдываться перед собой? Мою сестру лишили жизни, счастливой и здоровой, а я не нашла в себе сил победить сущностей.

Я ненавижу себя дважды. За Ника и за… Эллу.

Из раздумий меня вытягивает писк. Он разносится по венам, превращается в хор. Индикатор краснеет, моргает, плавится.

Стук-стук. Стук-стук.

А дальше — тишина. Я ослепла, оглохла, заблудилась во мраке. Но мне все равно. Я вдвойне заслуживаю кошмары. Заслуживаю обнуление. Заслуживаю.

Глава 4

Что-то мягкое и теплое обволакивает тело. Мне приятно слышать тихие разговоры и шаги. Но…

Почему так болит голова?

В нее будто налили кипящей воды и встряхнули.

Я распахиваю веки и вижу белый потолок. Ярко, до чего же ярко.

Колышутся занавески, открыто окно, сквозняк хлещет меня по высунутой из-под одеяла лодыжке.

Что со мной случилось?

Силюсь вспомнить — не получается. Я в больнице. Почему? Как я здесь оказалась?

Я закатываю рукав кофты. На запястье зеленеет индикатор. Значит, дело не в нем.

Пытаюсь подняться — затылок тянет к подушке, невидимая сила вжимает меня в постель, и я не смею сопротивляться.

Набрать Кира? Или родителей? Но они в командировке, им лучше позвонить вечеро…

Стоп.

Элла. Сестренка.

Словно внезапно налетевшая темная буря, в мой рай врываются воспоминания. Спокойствие гаснет, словно вывеска магазина с рассветом.

Десятки седых макушек. Десятки мутных пар глаз без жалости и сожаления.

Я не спасла Эллу. Я отдала ее не Утешительницам — двум роботам в человеческом обличье. А ведь она не опасна.

Я встаю и понимаю, что кровать слишком высокая. Или мне чудится?

Соберись, Шейра.

И беги, беги, беги… Быстро. Чтобы забыть, чего заслуживаешь дважды.

Ноги совсем меня не держат, и я вынуждена опереться на кровать. Кипяток в голове превращается в раскаленный пар, я — в беззащитный комок слабости.

Громко выдыхаю и чертыхаюсь. Тело не слушается. Я падаю. Холодный пол пропитан запахом хлорки.

Я багровею от стыда: за мной наблюдает Утешитель — мужчина лет сорока с бородой, заплетенной в косичку.

— Куда вы собрались, Шейра? — Он поднимает меня и укладывает в кровать.

— Мне… пора.

Утешитель садится рядом.

— Пойдете. Когда подлечитесь.

— Что произошло?

— Вы почти обнулились.

— Как мне вас называть?

— Джон.

— Почему, Джон? Ведь я была в маске. — При упоминании о недавних событиях болезненно сводит скулы.

Он задумчиво чешет бороду.

— У вас планемия. Понимаете меня?