– Можешь, Люба, можешь. А нет – звони… – Шестаков подвинул ей телефон. – Звони, объясни все, а не поймет, мне трубочку передашь…
Отчего-то такой вариант показался дежурной еще хуже.
– Ладно, что мы будем Иван Самойловича беспокоить… Поселю… Только если что – скажете, что сами распорядились…
– Это уж как водится. Распорядились…
Дважды повернув изнутри ключ в двери, бросив пальто на крючок вешалки, Шестаков вновь испытал момент расслабления. Будто бы опять, укрывшись всего лишь за двумя сантиметрами дерева, он отстранился от угрожающего мира вокруг. Вроде бы и наивно, но, с другой стороны – психологически это что-то такое значило.
Спускаться для ужина в столовую на первом этаже, громко именуемую рестораном, никому из них не захотелось.
Перекусили наскоро в номере чем было, улеглись на кроватях поверх одеял, включив настольную лампу под глухим бакелитовым колпаком, закурили.
– Обсудим предстоящее, Григорий Петрович? – спросил Власьев.
– Наполеон говаривал, что каждое дело хорошо соображено, если имеется план действий хотя бы на его первую треть, остальное же следует предоставить превратностям судьбы. Главное я увидел. Подходящие для нас документы отложил в отдельное место. Железный шкаф, гордо именуемый сейфом, открыть не составит труда, если даже вдруг не удастся раздобыть ключ.
Там же я заметил кое-какие деньги, мелочь, конечно, исходя из наших потребностей, но взять их надо. В целях подкрепления версии ограбления. Койка дежурной – за занавеской, там она после полуночи наверняка будет спать.
Еще я обнаружил самовар. В случае чего – лишнее оправдание, если бодрствует. Чайку, мол, захотелось…
– Нормально все обдумано. Грамотно. Прямо удивительно, Григорий Петрович, что вы в наркомы пошли, а не по другой линии. Ничуть не хуже получилось бы…
– Талантливый человек, как известно, редко бывает талантлив в чем-то одном, – с усмешкой произнес Шестаков, отчетливо сознавая, что опять говорит не свои слова.
Ну не знал он раньше такого количества афоризмов, без усилий соскакивающих с языка при каждом удобном случае. И, чтобы не углубляться в эту непонятную, а оттого и неприятную для него область, сказал Власьеву:
– Давайте-ка сейчас соснем пару часиков, поскольку утомился я сегодня, а когда «умолкнет шумный день и на немые стогны града полупрозрачная наляжет ночи тень…», тогда и выйдем мы с вами на тропу войны…
Отвернулся к стене, не ожидая ответных слов товарища, накрыл голову рукой и действительно заснул сразу же, не успев даже ощутить прелести погружения в предсонные грезы.
Власьев еще раз удивленно хмыкнул и выключил лампу.
Словно бы от внутреннего толчка, без всякого будильника, Шестаков вскинулся в два ночи. Сел на кровати, мгновенно перейдя в стадию бодрствования, хорошо отдохнувший и по-прежнему не испытывающий никаких сомнений.
Осторожно пошевелил шпингалеты оконных рам, разрывая промазанные клейстером полоски газет, почти без шума открыл выходящее во двор окно номера.
Подышал морозным воздухом и только потом разбудил напарника.
По темному коридору второго этажа, мимо дверей, из-за которых доносился многоголосый храп не сдерживаемых никакими внутренними установками людей, они спустились в вестибюль. Власьев соответственно плану был полностью одет и держался позади наркома, который с двумя стаканами в руке, в расстегнутой гимнастерке без ремня шел спокойно, как человек, имеющий простую и понятную цель.
Любовь Михайловна и в самом деле спала при свете маленького ночничка. Шестаков еще раз прислушался. Мало ли что – вдруг как раз сейчас одному из постояльцев приспичит выйти по нужде в расположенную далеко в глубине двора дощатую уборную.
Однако ночную тишину не нарушал ни один посторонний звук, кроме осторожного похрапывания дежурной.
Шестаков сделал Власьеву предостерегающий жест. Вначале они планировали провести операцию по-другому, в расчете посильнее запутать будущее следствие.
Власьев должен был черным ходом выбраться во двор, потом постучать в дверь с улицы и, когда дежурная откроет, оглушить ее и связать. После чего спокойно делать свое дело.
Но сейчас нарком (или направляющая его неведомая сила) увидел гораздо более простой и эффективный вариант.
Зачем усложнять?
Какое им, в конце концов, дело, начнется следствие или нет, падет подозрение на внезапно появившегося московского чекиста или заподозрят кого-то из местных грабителей?
Они-то будут уже далеко, в очередной раз сменив личину… Шестаков, так же, как раньше у себя дома, подчиняясь не расчету, сделать который был просто не способен, а странному инстинкту, несильно, но резко хлестнул дежурную расслабленной кистью пониже правого уха.
Заведомо зная, что вреда ей не причинит. Она потеряет сознание на полчаса, минут на сорок в крайнем случае. И не догадается, очнувшись, ни о чем. Просто заснула, а теперь проснулась. Шея, возможно, будет побаливать, так это часто бывает, если заснуть в неудобном положении.
Сейф вдобавок хотя и был заперт, но ключ торчал в замке, что еще больше облегчало задачу.