Бои местного значения

Выворачивая в ближайший узкий переулок, ведущий приблизительно в нужном направлении, нарком продолжал говорить, решительно перебив желание Овчарова задавать еще какие-то вопросы.

— Все, что можно, потом узнаешь. Утром. Я к тебе еще до работы заскочу. А сейчас заброшу к Павелецкому, оттуда как-нибудь доберешься. Такси найдешь или хоть извозчика. Главное — вмертвую забудь, что меня видел и вообще. Придется вдруг показания давать — говори правду. На работе выпил с устатку, потом в вокзальном буфете добавил, как домой приехал — помнишь плохо. Но номер такси и приметы водителя как бы случайно, а запомни.

В машине веди себя соответственно. Пусть лучше алкашом тебя посчитают, чем…

Глава 34

Хотя опоздал Шестаков всего на пятнадцать минут, Власьев уже и замерз, и изнервничался.

Зато остальное было достаточно просто.

Минута, чтобы забраться с помощью веревки в окно, тихонько озираясь и ступая на носки, подкрасться к двери собственной приемной. На весь коридор горела лишь одна слабая лампочка, но ее света Шестакову было достаточно. Он бы и на ощупь не ошибся.

Лезвием безопасной бритвы срезал с веревочки сургучную печать.

Ключ от кабинета бесшумно повернулся в замке.

Власьев с револьвером на изготовку на цыпочках прокрался к лестничной площадке, хотя опасаться было практически некого.

Широкая чугунная лестница с ажурными перилами тонкого литья плавными изгибами спускалась вниз, поддерживаемая ребристыми дорическими колоннами. Или ионическими, Власьев точно не помнил, в Морском корпусе историю искусств преподавали так себе. Но сделано хорошо, красиво, человек должен испытывать уважение к самому себе, неспешно поднимаясь по ступеням с тщательно продуманной высотой и углом наклона.

Пролет зияет темнотой, только со стороны парадного входа на цветной кафель пола падает отблеск света дежурной лампочки.

Вахтер внизу, наверняка уже заснувший после непременной чашки чая с бубликами за своим столом перед надежной двойной дверью. А больше ни души в этом огромном здании не осталось после того, как его покинул шестаковский зам, которому выпала нелегкая участь вести дела, официально их не приняв и не понимая, куда исчез «шеф». В очередную секретную командировку отбыл или — по известному адресу?

Кабинет наркома, такой же просторный, как и все подобные помещения начальников соответствующего ранга, ночью казался просто необъятным. Паркет под окнами едва освещался уличным фонарем.

Но света сейчас Шестакову требовалось побольше. Сейф-то он найдет и на ощупь, а вот нужные бумаги в темноте искать затруднительно. Пришлось задернуть шторы, и лишь потом включить настольную лампу, повернув в нужном направлении ее черный раструб.

На стене стал виден подаренный делегацией братьев по классу плакат: республиканский летчик на фоне лобастого капота истребителя «И-16», над ним, среди пухлых облаков, еще звено таких же «чатос», атакующих уже горящий вражеский бомбардировщик, и наискось надпись крупными алыми буквами по-испански: «1938 — год Победы!»

Чуть подвернув лампу, Шестаков осветил замочную скважину сейфа.

Так. Отключить звонок сигнализации. Попутно мелькнула мысль — а что, если тут есть еще одна линия, неизвестная и ему самому? Раньше подобное и в голову бы не пришло, а сейчас он помнил столько уловок спецслужб, что не удивился бы наличию в собственном кабинете и подслушивающих устройств, и даже новомодной телекамеры. Хотя, конечно, должной портативности они здесь еще не достигли.

Толстенная, как в башне главного калибра линкора, дверь сейфа отошла с тихим вздохом пневматического демпфера. На ее внутренней, окрашенной зеленой эмалью стороне вспыхнула золотом начищенной бронзы фирменная марка «СПБ завод Крейтона». В глубине — еще одна дверца, маленькая, и ключ к ней тоже маленький и изящный. И вот, наконец, оно, искомое, ценой в 15 миллионов долларов.

В кожаной папке, одной из десятка таких же, — стопочка бланков на шелковистой бумаге, с пространным грифом несуществующей фирмы, узкая чековая книжка. Тут же — медный футлярчик, в котором хранилась специальная печать, без которой все эти платежные поручения и чеки не имели никакой силы.

А на самом дне ящика — две пачки пятидесятидолларовых банкнот и одна, потоньше — фунтов стерлингов.

Все!

Шестаков сунул папку за пазуху, под ремень, деньги и футляр с печатью рассовал по карманам. Осталось только привести все здесь в прежний вид и…

Вдалеке, едва слышный за несколькими толстыми звукоизолирующими дверями, хлопнул револьверный выстрел. Один. И после секундной паузы — целый залп. Из многих стволов.

Совсем как позавчера в Кольчугине. Сюжет повторяется со скверным постоянством. «Тенденция, однако», — неуместно всплыла в памяти фраза.

Шестаков все же запер обе дверцы сейфа. Совсем не нужно, чтобы те, кто придут сюда через час или два, догадались, что именно неизвестный вор здесь искал.