Она знала за собой такую черту – неспособность затормозить и остановиться. Свои самые лучшие репортажи и самые лучшие материалы она сняла и написала именно в состоянии “свободного полета”, когда отказывали все сдерживающие центры.
Нечасто с ней такое случалось.
– Мы ведем… богословский спор? – спросил он и засмеялся. А может, он что-то другое спросил, потому что от злости у нее шумело в ушах, а говорил он не так чтобы очень правильно, ей все время приходилось вслушиваться и мысленно повторять за ним каждую его фразу, как бы переводя ее на понятный для нее английский язык.
– Ваш богословский спор ничего не стоит. Война – самый легкий бизнес из всех, уж это я поняла давно!
Ничего не нужно. Научись стрелять и не слишком бояться. И станет наплевать на все, потому что завтра не существует. Даже на собственных детей вам наплевать, потому что вы знаете, что вас убьют. Сначала какое-то время вы будете убивать, а потом убьют вас. Есть такая штука, она называется закон больших чисел. Слышали?
– Нет, – признался афганец. Впереди опять воздух как будто дернулся и рвануло, во все стороны с горного склона плеснулись камни и комья земли.
Если она не остановится, он убьет ее, это же очень просто.
Он перережет ей горло, и черная кровь брызнет на ее штаны и майку и фонтаном станет бить в землю, а он вытрет об ее волосы свой зазубренный армейский нож – оружие убийц и насильников, – сядет в “уазик” и вернется в лагерь.
Ники не найдет ее никогда. Афганцы не скажут, а больше никто не видел, что она уехала с командиром в горы.
– Закон больших чисел означает, что если девять раз пронесло, то на десятый обязательно что-нибудь случится. Ну, на двадцатый. Или на сорок восьмой. Вас убьют, и ваши дети вырастут, не зная ничего, кроме войны и этих гор! Вы этого для них хотите?!
– Почему русскую журналистку так взволновала судьба моих детей? Почему их судьба не волновала никого, когда ваша страна пришла, чтобы разорить и уничтожить нашу? Почему Россия распоряжалась нашей судьбой, как своей собственной?
– Россия никогда не приходила, чтобы уничтожить вашу страну! Здесь воевал Советский Союз, а это была совсем другая страна!
– Но тот же самый бизнес, – вдруг сказал он спокойно, – который так вас заботит. Страна изменилась, а бизнес остался. Может измениться все, кроме деловых интересов, не так ли?
Черт побери, подумала Ольга быстро, кто этот человек?! Почему он так странно говорит?!
За одну секунду в голове промелькнули два миллиона разнообразных предположений, самое правдоподобное из которых было, что он Джеймс Бонд в исполнении Пирса Броснана, присланный “Ми-6”, чтобы контролировать ситуацию в Афганистане.
Это она могла предположить, но только не то, кто он на самом деле и о чем она никогда не должна была узнать.
Она, конечно, все же узнает, и это будет так же безнадежно поздно, как бывает, когда за стеклом аэропорта видишь собственный взлетающий самолет – не остановить, не вернуть, не догнать.
Бомбежка прекратилась так же внезапно, как и началась – или у них бензин, что ли, кончился? Или боезапас? Однако Гийом почему-то не трогался с места, словно ждал чего-то, и через несколько секунд Ольга, проследив за его взглядом, поняла – чего.
Справа, очень далеко, как показалось ей поначалу, клубилась пыль, но слишком низко и равномерно для пыли, поднятой взрывом, и, приглядевшись, она поняла, что это машины.
Как ни в чем не бывало, словно и не было никакой бомбежки, они катили по склону горы и приближались очень быстро. Ольга приставила руку козырьком к глазам, хотя никакого солнца не было уже давно – просто так приставила, от того, что паника поднялась из-за жесткого винилового сиденья “уазика”, атаковала ее стремительно, стиснула горло холодным удавьим кольцом.
Она всегда была очень близко – за дверцей шкафа, под сиденьем в машине, в гостиничном коридоре. Ники ненавидел и боялся коридора.
Кто был, тот знает. Кто не был – тому не объяснить.
Как, например. Толе Борейко. Он и на войне был – как будто не был.
– Вы кого-то ждете?
– Теперь уже жду.
– У вас… запланирована встреча?
Он ничего не ответил, не услышал, наверное. Потерял слух. Они все время от времени решительно теряли слух.
Машин было две, теперь это уже можно разглядеть.
Они сильно пылили, и заднюю все время заволакивало коричневой пеленой, а первая то и дело ныряла в воронки и подпрыгивала на ухабах – сидящие в ней непременно должны были пробить головой крышу, но почему-то не пробивали.
Паника приналегла сильнее – слюна стала горькой, и горлу сделалось слишком тесно в воротнике разношенной майки.
– Кто это?
– Подождите минутку.
– Какую еще минутку, – пробормотала Ольга себе под нос, – только этого мне и не хватало!
Машины подъехали почти вплотную и остановились – задняя оказалась “Лендровером”, а передняя точно таким же “уазиком”, как и тот, в котором сидели Ольга с афганским командиром по имени Гийом.
Как всегда бывает в Афганистане, темнота стремительно пожрала небо, дальние склоны гор, подобралась к лысым от времени и бездорожья шинам.