Боги, которые играют в игры

Обо всем этом я думаю, стоя в очереди в авиакассу за билетами для босса. Еще недавно мне казалось, что я как-то выделяюсь среди остальной сотни сотрудников в отделе и что нужность моей работы достаточно очевидна — и вот меня, вместо заболевшего завхоза, отправляют постоять за билетами, показывая, что правильное мое определение в этом офисе — «мальчик на побегушках». И ничего, ровно ничего не изменится, смени я этот офис на другой. Я стою за билетами в далекое и неведомое место под названием «Гонконг», в котором со стопроцентной вероятностью никогда в жизни не окажусь и о котором знаю только то, что диктовал школьный учитель географии. Потому что во вселенной моей жизни таких мест нет. В ней есть только трясина мутного тошнотворно склизкого киселя, в котором я завяз навсегда.

Я смотрю на пьяного в дым бомжа, мутно взирающего на окружающую его действительность из грязного угла вокзала, и понимаю, что, на самом деле, разница между ним и мной только в чуть более лояльном отношении окружающих. Я также смотрю как где-то, в другой вселенной, происходит чья-то жизнь, не имея возможности принять в ней какое-либо значимое участие.

Не то, чтобы ранее мысли об отсутствии жизни в моей жизни не приходили мне в голову, — я понимаю, что, так или иначе, думал об этом постоянно, но именно в этот момент я осознаю свое место в этом мире. Прилипшая муха. Это ощущение достаточно пронзительно — как игла вдоль всего позвоночника, впивающаяся в мозг. Полагаю, именно в таких случаях другие люди подумывают о том, как бы закончить свою жизнь самоубийством, однако мне, наверное, даже нечего «заканчивать». Я стою ошарашенный и одурманенный этим осознанием собственной ничтожности, словно во сне, наблюдая за тем, как мои руки, вслед за деньгами, суют в окошко кассы вместо паспорта босса мой собственный загранпаспорт.

Где-то внутри мое «Я» съеживается от ужаса и леденящие мурашки, взобравшиеся по спинному мозгу в голову, шепчут мне: «Что же ты делаешь». Но, кто-то еще — тот, кто зачем-то завладел моей головой в данный момент нагибается и спрашивает женщину в окошке кассы: «А нельзя ли билет на сегодня, на ближайший рейс?»

В итоге я с билетами в Гонконг в руках сижу и дрожу от ужаса в зале ожидания аэропорта, пытаясь осознать, что же именно я сделал и, главное, зачем. До начала регистрации на рейс я так и не могу в себе разобраться, равно как и не могу избавиться от липких объятий страха. У меня есть смутное ощущение, что как только я признал, что до сих пор так и не начал жить, и от омерзения отрекся от самого себя, в меня вселился какой-то демон, запустивший во мне программу самоликвидации. У меня липкие ладони и ватные ноги, пульс стучит в ушах. Возможно поэтому, видя мое состояние, пограничник очень долго и пристально изучает мой паспорт, но, все-таки, шмякает в него штамп и отпускает в неизвестное пространство заграницы.

Я так и не выхожу из шокового состояния до самого взлета, а потом, неожиданно для самого себя, забываюсь в спасительном сне. Хотя нельзя исключать вероятность, что я просто потерял сознание. Пришел в себя я только когда меня нежно, но настойчиво теребила стюардесса, приглашая покинуть салон самолета. Я прилетел в Гонконг.

Ощущая в голове странную пустоту и прохладу, я брожу среди ожидающих багаж других пассажиров моего рейса, пытаясь понять: кто он, человек, который прилетает в Гонконг? Настоящий я просто не мог здесь оказаться и сделать то, что я сделал, поэтому, очевидно, что в Гонконг прилетел какой-то другой «Я». Какой он? Деловой господин, в костюме, или расхлябанный турист в отпуске? Стоя перед лентой транспортера, на котором крутятся чемоданы, я думаю о том, с какой сумкой тот, «не совсем Я» мог бы прилететь сюда, и вдруг в этот момент вижу ее. Небольшая черная сумка, которую вполне можно было бы взять и в салон самолета, а не сдавать в багаж. Я чувствую, что мог бы прилететь именно с ней, если бы я был тем человеком, который часто летает в Гонконг. Я беру сумку с транспортера и иду к выходу.

На выходе, неожиданно для себя, я вижу дополнительный контроль багажа — китаянка тщательно сверяет наклейки на чемоданах с билетами, и во мне уже что-то сжимается в ожидании того, что может ждать меня через несколько секунд. Однако, несмотря на отключившийся мозг, мои ноги продолжают уверенно идти к выходу, а руки так уверено катят за собой этот маленький чемоданчик, что китаянка лишь скользит по мне взглядом, вероятно принимая чемодан за ручную кладь, и пропускает к выходу.

Я выхожу в шумный зал, наполненный непривычным душным и плотным воздухом, с которым не справляются даже мощные кондиционеры.