Боги грядущего

— Рычаговы наколдовали, не иначе.

— Сполох-то где? Никак удрал…

— Не понять. То спасать его надо, то ловить…

— А, пропадай душа. И так все вкривь и вкось.

— Смутные дни, неверные. Наше дело — сторона.

— А кто ж Рдяницу освободил? Может, повязать ее надо, а мы ушами хлопаем.

— Ты погодь. Может, так надо? Может, проверка это?

Рдяница медленно отвернулась и сказала Пылану глухим голосом:

— Неси его в жилище.

Охотник подошел к телу ее сына, взял его в охапку и двинулся вслед за Косторезовой женой. Зольница же так и осталась стоять возле пылающего жилища — всклокоченная, остервенелая, с перекошенным лицом.

Проходя мимо древних руин, Рдяница увидела Зарянику — та сидела на растрескавшихся, усыпанных каменной крошкой, ступенях, испуганно притянув голые коленки к большой, не по-девичьи тяжелой, груди, и мелко дрожала, глядя на происходящее большими круглыми глазами. Косторезова жена остановилась, сверкнула очами.

— Держи вертихвостку. Вот кто всему виной! Через нее зло идет!

Несколько мужиков кинулось к чужачке. Заряника юркнула было в шкурницу вождя, ее вытащили оттуда; извивающуюся, ухватили за руки и за ноги, понесли к Рдянице.

— Что делать с мерзавкой?

Баба сощурилась, посмотрела в побелевшее лицо девки.

— Привяжите ее к саням, да покрепче.

Страшно закричала Заряника, когда Артамоновы, злорадно ухмыляясь, начали приматывать ее ремнями и толстым конским волосом к длинным кладовым саням. Местью вождя грозила и яростью Науки, но державшие ее лишь посмеивались: «Ишь, елозит, засранка. Охмурила Головню, теперь злобствует. Кончилась твоя власть, негодница. Ныне Огонь снова всему голова».

А Рдяница посмотрела на нее и пошла дальше, положив сухую желтую ладонь на окровавленную грудь мертвого сына, прямая и сухая как межевая палка.

Откуда-то из полумрака навстречу ей вынырнуло несколько Рычаговых во главе с Пеплом. Тот был бледен и взъерошен, крикнул Рдянице срывающимся голосом, бросая взгляды на догорающее жилище Сполоха:

— Где сестра? Что с нею?

Ровдужный, с бахромой, нательник его задрался, обнажив тощее брюхо, узорчатые ходуны были измазаны глиной. Рдяница не ответила — повернулась к своим:

— И этого хватайте! Во имя Огня и духов света.

Мужики, кровожадно урча, ринулись на охотника. Рычаговы бросились наутек, а помощника вождя повалили и принялись лупить что есть силы.

— Вот тебе, Ледовый прихвостень! Получи, отродье мрака! Сдохни, проклятый!

Мир перевернулся в глазах Пепла. Боль затопила все тело. Он орал, прикрывая голову руками, сжимался в комок, а охотники продолжали бить его, вымещая весь страх, накопившийся за долгие дни.

— Я же свой, свой! — кричал он, катаясь по земле. — Что делаете?! Своего бьете?

— Какой ты свой, поганец! — гремели мужики. — Все вы, Рычаговы — нечестивцы. Лгуны и клятвопреступники…

Так бы и забили Пепла до смерти, если бы не Рдяница. Воздев руки к темно-синему с белесыми прогалинами небу, она воскликнула:

— Остановитесь, безумные! Хотите быть как они? Не марайте рук убийством.

И люди расступились, тяжело дыша, с досадой опуская руки — не насытились еще кровью. А Пепел, едва живой, отнял почерневшие ладони от лица и с надеждой посмотрел на Рдяницу. Та назидательно подняла палец.

— Божий завет! Не мы караем, но Огонь. Лишь Он, великий, властен над жизнью и смертью. Отдайте крамольника Господу.

Пепел, услыхав такое, забился в визге, а нападавшие с радостными криками подхватили его и понесли — мимо жилищ и отвалов прямиком к шестам, с которых взирали на них сурово и непреклонно черепа казненных Головней. Рдяница же, сощурив круглые чешуйчатые глаза, вытянула руку в сторону Рычаговской части становища и проводила их напутствием:

— Идите и выгоните всех чужаков. Выгоните их прочь. А тех, кто посмеет упираться, приведите сюда, к нам. Мы отдадим их на суд Огню.

— Да будет так! — выкрикнул кто-то из мужиков. — Настал час возмездия. Пришло наше время, братья!

Один за другим охотники уходили в сумрак, а голоса их продолжали звучать в синей полутьме, то сливаясь в единый рев, то распадаясь на отдельные выкрики. И когда последний из них растворился в лазурном мареве, из сапфировой дымки вдруг раскатисто грянул страшный многоголосый вопль, заметались едва различимые тени, и где-то вспыхнул факел, озарив на мгновение какие-то раскоряченные фигуры, но тут же упал на землю и освещал лишь мельтешащие ноги.

Рдяница глянула хмуро на Пылана, державшего тело ее сына:

— Пойдем.

Слева от них шумел погром, там летали искры и гуляло, извергаясь, пламя, справа подростки торопливо снимали с шестов пожелтевшие черепа, бабы таскали туда охапки поленьев и хвороста, складывали их в кучу. Связанный по рукам и ногам Пепел, лежа на земле лицом вниз, что-то неразборчиво рычал, дергаясь в путах.

В жилище Рдяница сказала Пылану:

— Положи его здесь.

Две девочки испуганно прижались друг к другу, увидев мертвого брата. Мать с горечью посмотрела на них, произнесла, дрогнув лицом:

— Вот так, дочки, нет у вас больше брата. Помолитесь за упокой души… — Она закрыла глаза ладонями, гнусаво промолвила: — Смойте с него кровь. — И вышла, провожаемая безутешным детским плачем.