— Воистину, — усмехнулся вождь. — Где ты там, Огонек? Покажись, бить не буду. — Под тихие смешки родичей Огонек недовольно наклонился вправо, выдвигаясь из-за Светозарова затылка, затем вернулся в прежнее положение. Вождь хмыкнул. — Чтоб мне оглохнуть, если ты не прав: община — всему голова. К ней-то и обращаюсь теперь. Что говорил мне Отец Огневик при избрании? Боги, говорил, на небе, а вождь — на земле. Как над богами властна одна судьба, так над вождем властна одна община. Было такое? Слово вождя — закон. Прокляните того загонщика, который не подчинится вождю. Это — твои слова, Отец Огневик. Я помню их. А помнишь ли ты? Проклял ли ты зятя своего и внука, а заодно — и дружка-костореза, за то, что они отказались идти вслед за мной?
Светозар опять что-то рыкнул, а Огонек громко перевел:
— Ты звал нас с мертвое место! Отвержен всяк побывавший там.
— Отвержен тот, кто не подчиняется вождю, — прорычал вождь. — Моя воля — это воля общины. Есть ли что выше общины? Справедливость и правда — вот чего я хочу. Отец Огневик говорит: Господь оставил нас Своей заботой. Но кто в этом виноват? Денно и нощно я заботился о вас. Денно и нощно думал о благе общины. Мы помним тот день, когда на нас пали дожди. Помним, как валились лошади, одна за другой. За что? Чем мы прогневали Огонь? Разве наши жертвы были скудны? Разве наши молитвы были лживы? Мы помним, как ушла к Огню Яроглазая. Лихорадка сожгла ее в три дня! Мы помним, как уходили ее дети, и как отдал богу душу Костровик, их отец. Если б не голод, смогли бы демоны болезней так легко забрать их?
— Огонь отвернулся от нас из-за твоей нечестивости, — выкрикнула Ярка.
— Еще одна ложь. Разве я совал нос в дела Отца? Разве подсказывал ему, какие слова он должен обращать к Огню? Нет, потому что помнил: душа — за Отцом, а плоть — за вождем. Слова эти выжжены клеймом в моей памяти. А помнишь ли ты их, Отче? Ты сказал их мне в тот день, когда я стал вождем. И я присягнул тебе пред лицем Огненным, что не нарушу завет. Я выполнил свою клятву. А ты преступил ее. И будешь держать ответ перед общиной, передо мной.
Изумленный гул прокатился по общине. Никогда еще вождь не разговаривал так с Отцом. А тот будто окаменел: сидел, не шевелясь, только моргал подслеповато и тихонько раздувал ноздри. Снег пошел густой, мягкий, лез в глаза, норовил лизнуть в щеки, словно ласковый пес. Вождь стоял, весь облепленный снегом, будто пеплом. Сидевший у его ног Сполох сгорбился, поводил насупленным взором — прямо молодой волк.
— К чему ты клонишь? — выкрикнул Сиян. — Говори уже. У меня на курье рыба все верши проела.
— Подождешь с рыбой, — отрезал вождь. — Дело важное. Всех касается. — Он засопел, опустил голову, словно раздумывал о чем-то, затем опять поднял лицо. — Когда замерзли луга и пали лошади, Отец велел молиться Огню, ибо Он отвернулся от нас. Мы сделали по его слову, и что же? Новая беда постигла нас. Коровы обрюхатели, все до одной, оставили нас без молока, и снова Отец сказал, чтобы мы молились Огню. Мы и тогда поступили по его слову. Ушли от нас Костровик и Яроглазая, мы молились. Ушли их дети — мы молились. Ушла Жароокая, а мы все молимся. Так и будем молиться, пока никого не останется. — Он усмехнулся. — Почему Отец поступает всем наперекор? Почему от его слов только хуже? Он говорит, чтобы мы шли в загон, и отнимает у нас Большого-И-Старого. Он говорит, что нельзя носить обереги, и провожает на тот свет наших родичей. Он говорит, что мертвое место полно скверны, а исподволь подбивает зятя и внука нарушить мой приказ.
— Берегись, вождь, — произнесла Ярка.
Тот и ухом не повел.
— Как же так? Мы делаем все по слову Отца, а бедствия не прекращаются. Из-за чего так происходит?
— Из-за тебя, — выкрикнула Ярка. — Из-за твоей гордыни.
— Я сделал то, ради чего вы поставили меня вождем — привез Большого-И-Старого. Я пошел в край зверолюдей и не испугался мертвого места, я презрел проклятье Отца и, Лед меня побери, поймал этого зверя, потому что я — вождь. Но что же я получил в благодарность? Бесчестье и позор. Они говорят, будто моей душой завладели темные демоны. Ха-ха! Сдается мне, все как раз наоборот. Это ты, Отец Огневик, и твои родные погрязли в злобе и ненависти. Нам говорили: много грешим, из-за этого Огонь оставил нас Своей заботой. Нам говорили: скверна изливается на землю, посылая нам бедствия. Будь я проклят, если это не так! Но кто изливает эту скверну? Я ли, когда пытаюсь спасти вас от голода, или Отец, лишающий нас добычи? Я долго терпел, но и моему терпению пришел конец. Я говорю прямо: Отец — корень всего зла. Видно, сам он — закоренелый грешник, если молитвы его не достигают ушей Огня. А может, и того хуже — сговорился с темными силами погубить нас. Почему мы встретили колдуна? Почему нас занесло в мертвое место? Не его ли заклятьем? А ему и этого мало! Он отнял у нас Большого-И-Старого. Кто так поступает, если не враг рода человеческого?
Люди изумленно молчали.
— Сам ты враг, — выкрикнул Огонек. — И место тебе — среди зверолюдей.
— Это тебе там место, — вскинулся Сполох. — Трус поганый!