— Слабый он еще, кум, давай оставим его пока, пусть поспит, окрепнет. А завтра уже и про другое, важное поговорим, — предложил Хмельницкий и, подойдя к постели Добродумова, слегка потрепал его по плечу. — Держись, друже, все будет хорошо.
На том Богдан и полковник вышли из комнаты, а Добродумов стал анализировать ситуацию. В принципе, несмотря на то что болезнь выбила его из строя на три недели, все шло по плану. Он уже встретился с необходимым объектом, более того, благодаря своевременно переданному предсказанию Богдан уверен, что Илларион умеет видеть будущее. А это значит, что первый шаг для налаживания близких, доверительных отношений с Хмельницким сделан. Теперь необходимо закрепить эту уверенность, нужно будет завтра показать сотнику грамоты от патриарха Паисия и рассказать о кладе. С такими мыслями лжепаломник уснул.
На этот раз ему снилась Лугань XXI века. Вместе с Иваном Черепановым и покойным братом Дмитрием они гуляли по Центральному парку. Кругом было много нарядных людей, играла музыка, слышался детский смех, работали все аттракционы. Друзья подошли к колесу обозрения. «А что, Володька, слабо тебе прокатиться на таком колесе?» — стал подначивать его Иван. Сергеев посмотрел на аттракцион — колесо почему-то было высоко-высоко, доставало почти до облаков. «Да запросто!» — ответил он, купил у бабушки-контролера билетик и легко запрыгнул в кабинку. «А как же вы?» — Сергеев с недоумением взглянул на брата и друга. «А нам туда нельзя, билет был только один, для тебя. Мы с Митей здесь подождем», — ответил ему Иван и помахал рукой. Старший брат тоже помахал ему, и они с Черепановым, оставаясь на земле, стали медленно отдаляться.
Володя посмотрел вверх — колесо медленно поднимало его. Вот уже верхушки деревьев остались позади, впереди виднелось небольшое облако, за которым пряталось солнце. Казалось, еще чуть-чуть — и небесное светило предстанет перед ним. Внезапно кабинка пошатнулась, стала раскачиваться все сильнее и сильнее, Володя не удержался и с криком полетел вниз. Перед глазами, как в калейдоскопе, пронеслись какие-то картинки из жизни. Вот сейчас он сейчас ударится о землю и разобьется… «Нет!!!» — закричал Сергеев и мгновенно проснулся.
На следующее утро Добродумов понемногу начал подниматься с постели. Ему вдруг ужасно захотелось есть. «Вот это хорошо, значит, идешь на поправку», — одобрительно сказал лекарь и приказал Христе сварить больному кулиша, но не слишком густого, чтобы живот не скрутило. Подкрепившись, Илларион вернулся в постель и стал ожидать визита Хмельницкого и Кричевского. Полковник и сотник появились ближе к полудню. Илларион еще раз, но теперь уже лично Богдану рассказал о своем путешествии в Иерусалим, где он встретился с патриархом Паисием.
— Владыка позволил мне прислуживать ему при службе, а затем поведал великую тайну. Он сказал, что на твоем челе, Богдан Зиновий, лежит печать вершителя судеб земных, поэтому тебе предстоит совершить подвиг ради народа своего и будущего Украйны, которая должна стать свободной и независимой. Я же являюсь посланником Божиим, твоим помощником и проводником, ибо был передан мне дар предвидеть судьбу твою. Только рядом с тобою, глядя в твои очи, держа твою руку, я могу увидеть твое прошлое, предвидеть будущее. Более того, мне открываются тайны древних кладов, которые должны помочь в твоей борьбе. А чтобы не сомневался ты, Богдан Зиновий, Его Святейшество передал для тебя грамоты, скрепленные печаткою. Я берег эти грамоты пуще зеницы ока. Возьми их, пан Хмельницкий, — завершил рассказ Илларион, достал из своей котомки драгоценный сверток и передал сотнику.
Тот принял грамоту, придирчиво изучил печатку и аккуратно надломил ее. Затем развернул свиток и внимательно прочитал содержимое.
— Ну что ж, действительно, грамота писана рукою великого патриарха. Мне ведь доводилось читать подобные письмена. Вот тебе моя рука, божий человек. Отныне мы с тобой братии и товарищи. Один раз ты уже спас мою жизнь, а как дальше будет, посмотрим, — сказал Хмельницкий и протянул Добродумову руку.
Рукопожатие будущего гетмана Украины было такое крепкое, будто он сжимал рукоять сабли или пищали.
Добродумов же не спешил отпускать руку Богдана, приложил ее к своему сердцу и, закрыв глаза, произнес почти шепотом:
— Вижу хутор твой, и хату, и сыновей твоих — Тимоша, Остапа и Юрия, а также молодую красивую женщину, которой принадлежит твое сердце. Черные вороны кружат над домом твоим, Богдан, закрывая солнце своими крыльями. Надо возвращаться тебе на родной хутор, ибо беда ждет и тебя, и семью твою. А еще, вижу я, старая хата в Киеве, на Подоле, стоит. Там когда-то жила зажиточная еврейская семья. Но сбежали люди эти от жестокого погрома, а кувшин с золотом припрятали. Это золото тебе предназначено. И откроется сей клад в ближайшую неделю, накануне Великого поста. А потом до самой Пасхи клады православным не открываются. Если же не найдешь ты клад сей, то жидовский Бог сохранит кувшин для прежнего хозяина, который вернется в Киев аккурат к Песаху.