Богдан Хмельницкий

Хмельницкий послал на сейм несколько казаков и вручил им грамоту к сейму. В ней он требовал, чтобы сейм избрал Яна Казимира. А между тем, он осадил Львов. Город сильно укрепился и Хмельницкий простоял под ним без успеха недели три. Казаки несколько раз предлагали взять город приступом, но Хмельницкий удерживал их. Наконец, он взял с города выкуп, снял осаду и отправился к Замостью, одной из самых сильных польских крепостей. Под Замостьем ему пришлось бы также, вероятно, долго простоять, но в это время пришло известие об избрании Яна Казимира. Тогда Хмельницкий послал в город сказать, что он прекращает неприязненные действия, гарнизон может отворить ворота и принять их, как своих союзников; но паны в Замостье не сразу поверили этому. Они дали уклончивый ответ, сказали, что будут ждать прибытия самого короля.

Стояла уже половина ноября, когда к казакам явился королевский посол. Торжественно развевались в таборе знамена, довбаши били в литавры, стреляли из самопалов и громко приветствовали посла. Хмельницкий встретил его у самого въезда в табор и с большим почетом проводил до своей палатки. Там их ждала богатая закуска со множеством вин.

- Прошу пана посла не побрезговать на нашем угощении, - с поклоном сказал Хмельницкий. Посол привез Хмельницкому королевскую грамоту. Король приказывал отступить от Замостья и в Украине ждать его комисаров. Богдан внимательно прочитал королевскую грамоту, почтительно поцеловал ее и сказал:

- Верю, что вновь избранный король есть избранник Божий, и что он рассудит меня по справедливости. Повинуюсь королевскому приказанию, довольно крови и вражды... А теперь садитесь пан посол и выпьем за здоровье короля... Хорошо ляхи сделали, что избрали Яна Казимира, - сказал он смеясь, - а то я уж собирался сам идти в Краков и дал бы корону тому, кому бы захотел.

- Пан гетман, - сказал Выговский, входя в палатку и кланяясь послу, не дать ли знать городу о прибытия посла его величества короля Яна Казимира?

- Да, да, пан Иван, - сказал Хмельницкий, - спасибо, что напомнил. Пошли тотчас же трубача в город, пусть паны порадуются нашей радости, прибавил он с иронией. - Надо сказать пану Смяровскому, - обратился он к послу, - что в Замостье не слишком-то долюбливают Яна Казимира, им бы хотелось Карла, да не так вышло, как они желали. Передай им от меня, пан Выговский, что я ухожу завтра, могут служить благодарственные молебны, что так легко от меня отделались. Но я не хочу даром проливать кровь... Я уверен, что при новом короле все пойдет иначе, и вас, панов, он будет держать в руках, - прибавил он, похлопав посла по плечу.

- Если пан гетман позволит, - вежливо прибавил посол, вставая и кланяясь, - я проеду в Замостье и объявлю об избрании Яна Казимира.

- Не торопись, пан Смяровский, - удержал его Хмельницкий. - Выпьем за здоровье благородного шляхетства; полагаю, что мы теперь будем жить в дружбе.

Часа три продолжалось угощение. Затем посол поехал в Замостье, а Хмельницкий приказал готовиться к отступлению.

Лишь только отдано было приказание, в палатку вошел Карабча-мурза рассерженный, недовольный.

- Что это значит, Богдан Хмель? С чего ты вздумал отступать? - угрюмо спросил он Хмельницкого.

- Я исполняю повеление моего короля, - отвечал гетман.

- Да ты ослеп, алла послал помрачение на ум твой... Зачем тебе король, ты сам можешь овладеть всей Польшей...

- Я подданный короля и не хочу выходить из его воли.

Мурза только пожимал плечами.

Всех больше волновался Чорнота.

- Забражничался наш гетман, - кричал он, - стал он поблажать полякам, обманет он нас, отдаст в руки панов... С такой силой, как у нас, и отступать... Отступать, после того, как мы забрали и войско, и гетманов... Он совсем с ума сошел...

Шляхтичи же, окружавшие Хмельницкого, радовались, что дело кончается миром, и восхваляли гетмана до небес. Богдан чувствовал свою силу, ему не страшна была теперь воркотня казаков. Он не обращал внимания на угрюмые лица и распоряжался отступлением. Оно состоялось через пять дней.

Король прислал ему новых послов с бунчуком и булавой и этим совсем растрогал Хмельницкого. Он издал универсалы к полковникам, приказал загонам прекратить набеги, а народу возвратиться домой.

- И пан гетман полагает, что может потушить восстание? - спрашивал Выговский.

- Полагаю, пан писарь!

- Пан гетман рассчитывает на милость короля, думает, что мирным путем получит все привилегии?

- И рассчитываю, и думаю, пан писарь!

- Напрасно! Пусть поверит мне, что паны его обманут. Гораздо благоразумнее подчиниться московскому царю. Уж если подчиняться, так, по крайне мере, действительной власти, а не мнимой, какова власть короля в Польше.

- Пан писарь берет на себя слишком большую смелость! - запальчиво остановил его Хмельницкий. - Я не спрашиваю его советов и сам знаю, кому мне подчиниться, московскому царю или королю польскому.

Выговский замолчал, он знал, что возражать гетману опасно: Хмельницкий совсем не выносил противоречий, на него иногда находили припадки бешенства, особенно после горилки.

- Позвать ко мне чаровницу!