патриархом на самом гробе Господнем, вручил ему частицы мощей из Греции, кропил
войско святою водою, ободрял надеждами на помощь Божию и решился сам с
духовенством идти на брань за честь православной веры. Этот пастырь, проживая в
Украине, тайно сносился с Москвою через своего двоюродного брата Илью, писал к
цареву тестю Милославскому и к самому царю, сообщал о том, что делается в Украине,
извещал о благожелательстве к Москве гетмана, которого он, с своей стороны,
настраивал вступить в подданство царю: «Гетман Хмельницкий,—писал он,—мне
сказал так: если государь хочет, чтобы мы ему поклонились и оберегали его Украину
без жалованья, и если он любит христианскую веру, как подобает истинному
христианскому государю,—пусть пришлет нам помощь, и мы признаем его царем и
учинимся его подданными; как служат ему донские козаки, так и мы будем служить
ему, ради единой христианской веры; и если он изволит отбирать от поляков свои
города, мы будем помогать ему взять их; если же он захочет, чтобы этими городами
владели ляхи, то козаки и татары разорят ляхов, а не дадут им владеть русскими
городами». От себя митрополит замечал: «мы подлинно слышим, что козаки ляхов
победят; мира между ними ни за что не будет: гетман хочет их до конца разорить и
посадить на польское королевство короля истинной христианской веры» "). В Москве
через греков распространился слух, будто Хмельницкий договорился с Ракочи:
последний будет помогать козакам, а когда поляков завоюют, то гетман посадит на
польский престол Ракочиева брата, с тем, что этот новый король примет православную
веру. Этими слухами хотели уверить царя и бояр, что Хмельницкий ведет войну за
торжество православной веры. Но греки старались укрыть перед царем и боярами
дружелюбные сношения гетмана с Турцией»; грек Илья говорил в Москве, что
турецкий падишах предлагал Хмельницкому войско, но гетман отвечал: «мне турецкое
войско не нулсно: я и с своими войсками могу стоять против ляховъ». Кроме
коринфского митрополита, был тогда в Украине другой митрополит с востока—
назаретский, по имени Гавриил. Отправляясь на войну, Хмельницкий взял с собою
Иосифа, а Гавриила отправил в Москву с письмом к царю—умолял царя прислать ему
ратную помощь и изъявлял готовность поступить в подданство со всею Украиною. К
этим сношениям с Москвою, которые велись беспрестанно через греков: Илью, Ивана
и Павла и серба Василия, примазался и писарь Выговский. Никогда не любя Москвы,
хитрый писарь видел, что гетман к ней расположен и соображал, что рано или поздно
Украине придется отдаться Москве и потому заранее пользовался случаем выказаться и
выслужиться перед московским государем. Он поручал грекам говорить в Москве, что
они ведут сношения иногда тайно от гетмана, но всегда в соумышлении с Выговским.
Но так как они все-таки не говорили, чтобы гетман был не расположен к Москве, то,
быть может, все это де-
*) Jak. MicbaJowsk. Xiega Pam., 632 — 635.
2)
Акты ИОжн. и Зап. Росс., Ш, J56.
395
далось и с согласия Хмельницкого: для него было полезно, чтобы царь получал
сведения о его преданности Москве такими путями, которые будто бы совершаются
мимо пего; тем самым царь был склоннее доверять ему.
Другие греки служили делу восстания в самой Украине. Афонские монахи ходили
по городам и селам и призывали православных к обороне своей святыни. Сам
константинопольский патриарх прислал Хмельницкому грамату, восхвалял его
благочестие, одобрял предпринятую войну против врагов и утешителей православия,
называл римских католиков вообще изменниками-разорителями, орудиями самого
сатаны. Эту грамату послал он с каким-то Никитою Михайловичем, русского
происхождения, и поручал ему изложить нужды БОСТОЧНОЙ Церкви и просить помощи.
С этим Никитою Михайловичем отправлено было послание к киевскому митрополиту:
патриарх просил его быть дружелюбным к Хмельницкому и осенить своим
благословением его предприятие. Патриарх писал и к коринфскому митрополиту:
хвалил за то, что он остается при Хмельницком, и ободрял на подвиги во имя
православной веры *).
Хмельницкий выступил из Чигирина еще 16-го февраля и шел на пути к Бару,
увеличивая свои силы козаками, которые по его универсалу должны были приставать к
нему. О предполагаемой коммиссии с поляками он уже не думал. Но известиям
современников, он был тогда озлоблен лично за то, что видел с польской стороны
препятствия к устроению брака сына его Тимофея с дочерью молдавского господаря 2).
Но войска у Хмельницкого в этот год было менее, чем прежде: значительная часть его
была оставлена для охранения Украины. На случай вторжения литовского войска
гетман определил для защиты края три полка: Полтавский, Черниговский и
Переяславский, составлявшие вместе отряд в двадцать тысяч человек под наказным
начальством черниговского полковника Небабы 3); притом Хмельницкий не имел тогда
той нравственной силы, какая была у него прошлый год. Хлопы, воины неискусные в
строю, хотя шли с фанатизмом против панов, но питали недоверчивость к своему
гетману за потачку панам и казни мятежников. Многие реестровые козаки, пользуясь