осада Каменца.—Битва под Купчинцами,— Хмельницкий под Збаражем.—Семейная
драма у Хмельницкого.—Положение лагерей козацкого и польского.—Татарский мурза.
—Поляки идут к Верестечку.—Прибытие хана к Хмельницкому.—Планы
Хмельницкого.—Поляки идут к Дубну.—Вишневецкий предупреждает опасность.—
Возвращение поляков.—Переправа польского лагеря через Стырь.—Появление
татарско-козацкого войска,—Первые стычки.—Гнев хана. -Ночь перед битвою.
Король получил в Журавице донесение из Каменца и, как будто пробудившись от
сна, по выражению недоброжелательного к нему историка *), побежал в Варшаву. Он
недолго оставался в столице и в половине апреля выехал в Люблин с королевою,
сенаторами, окруженный всем двором и многими знатными особами обоего пола, с
десятью тысячами новоприбывшего из Германии войска. По' приезде в Люблин,
двадцатого апреля, он выдал
сеймовой конституции,—писал король,—оповещаем сими третьими и последними
вицами всех обывателей Речи-Посполитой, что мы лично идем для укрощения
своевольных мятежников, которые, соединившись с неверными, покушаются
искоренить не только всю шляхетскую кровь, свободу вольности и самое имя польское,
но даже и святую католическую веру, всегда процветавшую в нашем королевстве, и
ниспровергнуть костелы, посвященные имени Божию. Местом сбора для всех,
подлежащих посполитому рушенью, назначаем Константинов на пятое число месяца
июня и желаем, чтобы никто, под страхом наказания по закону, не уклонялся от этого
служения Речи-Посполитой, но каждый спешил бы в указанное место, с охотою и
готовностью, как подобает защитникам Христовой веры, чести Речи-Посполитой,
свободы и вольности» 2).
Дорогой гость посетил короля в Люблине. Это был снова Иоанн де-
*) Histor. belli cosac. polon., 133.
2)
Jak. Micbal. Ks. Pam., 611.
393
Торрес, епископ адрианопольский, легат папы Иннокентия X, приезжавший в
Польшу прежде при Владиславе. Папа не прислал денег, которых просили поляки; он
отговаривался тем, что римская казна истощена; зато он прислал всем полякам,
идущим на брань, свое первосвященническое благословение и полное отпущение всех
грехов, королю в подарок мантию и освященный меч, украшенный жемчугом и
драгоценными камнями, а королеве золотую розу. Во время утреннего богослужения
легат вручил Яну Казимиру и его супруге эти дары и от имени св. отца торжественно
провозгласил польского короля защитником св. веры. Внимание папы обрадовало
поляков. Несколько дней прошло в религиозных церемониях, напоминавших времена
крестовых походов. Король обнародовал, что сам святой отец благословляет
ополчающихся на брань и повелевал творить в храмах торжественные моления о
ниспослании счастливого окончания войны, предпринятой за честь
римскокатолической религии. Религиозный характер войны возбуждал в поляках отвагу
и мужество; шляхтичи выходили с уверенностью в победе, потому что в Риме будут
молиться за них; шли на смерть с надеждою очиститься от грехов участием в таком
святом деле и приобресть мученический венец на небе х).
Польша восстала. Шляхтичи не только выходили сами, но выбирали из своих
подданных крепких и рослых вооружали их и брали с собою на войну 2).
И у Козаков также было религиозное возбуждение. Ближайший архипастырь
Хмельницкого киевский митрополит вовсе не показывал сочувствия к козацкому делу.
Происходя из шляхетского звания, Сильвестр Коссов не мог до такой степени разорвать
узы крови, привязывавшие его к шляхетской породе, чтобы всецело перейти на
хлопскую сторону. Он, подобно Адаму Киселю, был поставлен в истинно-фальшивое
положение неудачного примирителя польского дворянства с русским мужичеством. По
настоянию Киселя митрополит писал к Хмельницкому, убеждал не проливать крови, не
раздирать внутренностей общего отечества, а Хмельницкий отвечал ему, что не с его
стороны, и не от Козаков последовало возобновление войны, а дали к этому повод
поляки, истребивши в Красном Нечая со многими людьми русскими. Козацкий гетман
иопрежнему уверял, что готов ожидать коммиссии и вступить в мирные переговоры, но
с тем, чтоб войска польские подальше отступили от черты границы козацкой земли. На
самом деле Хмельницкий был уже далек от того, чтоб начинать снова бесплодные
толки с коммиссарами. Когда козацкий гетман, двигаясь на походе, был ожидаем в
Погребыще, Кисель отправил к нему посланца с письмом, в котором, по обыкновению,
убеждал его приостановить неприятельские действия. Хмельницкий не отписал, ему, а
приказал изустно посланцу передать киевскому воеводе такую речь: «пан воевода
манют меня коммиссиего и мирим, а брата своего посылает воевать вместе с
Калиновским и Ляндскоронским. Брат его убит, мне жаль его; он был настоящий
рыцарь и мне приятель! Но сам виноват! За-
*) Histor. ab exc. Wlad. IV, 72.—Annal. Polon. Clim., I, 240.
2)
Истор. о през. бр.
394
варили поляки войну, пусть и расхлебываютъ» ‘). Но вместо киевского митрополита
давали Хмельницкому благословение с востока. В Польше—легат; у Козаков такое же
лицо был митрополит коринфский. Он препоясал Хмельницкого мечом, освященным