Богатыри не мы. Устареллы

– Я украл книгу, я должен быть наказан, – заявил поручик в отставке.

– Горе ты мое… Луковое… – рассмеялась сквозь слезы девушка. – Если ты сейчас же не сбежишь со мной, я никогда не выйду за тебя замуж!

Как ни странно, это подействовало. По пути пришлось пристукнуть особо рьяного охранника – к счастью, из плеч у него росли ноги, а руки – из совсем другого места, и справиться с ним Гореславу удалось без труда.

В тот же вечер они покинули Старгород.

Через три месяца в маленькой деревенской церкви худющий, как жердь, поп вначале покрестил молодую девушку, а потом обвенчал рабов божьих Ксению и Гореслава. Еще через восемь месяцев у них родился первый сын. Всего за долгую и непростую жизнь у них выжило шестеро детей.

У них был большой дом, двор с коровами и козами, две паровые телеги.

А когда в семьдесят восемь лет Ксюха – а на тот момент Ксения Святозаровна – умерла, ее провожали всей деревней, и люди искренне плакали над ее гробом.

* * *

А с другой стороны ее встретил черт.

– Ад? Все же ад? – спросила она устало. Ей все еще хотелось проверить, все ли деньги старший внук привез с ярмарки.

– Да нет! Нормально у тебя все, пойдешь в чистилище на сотню лет, потом апелляцию и в рай, это уже обкатано, – заявил черт, и в его голосе Ксюхе почудилось что-то знакомое.

– Лихо? – спросила она неуверенно.

– Ага, тебя ждал! – Он расхохотался, а в левой глазнице весело закрутился костяной шар. – Меня в черти забрили, Мэри пошла в ангелы смерти, Моисей стал купидоном, а Алевтина в чистилище души инструктирует… В общем, все к лучшему. Если накосячишь в чистилище и попадешь к нам – я тебе лучший котел организую!

Сотня лет – это пустяки. А потом она встретится с мужем и они разделят вечность на двоих.

И может быть, иногда к ним будут заходить те, кто некогда были лепреконом, баньши, кикиморой и лешим, – ведь как ни крути, а без них Горе и Ксюха никогда бы не встретились.

Марианна Язева Среди сосновых игл…

За реку ходить страшно.

Гирька с Топшей хвастали, что сами ходили, одни, но им и соврать-то – что в воду плюнуть.

Сразу за мостками на берег взбирается узкая тропинка, виляет по пологому склону, а потом ныряет в заросли орешника. Видно издали, как выломаны ветви на кустах, где тропа идёт, это так Чиль себе дорогу расчистил, он же высокий, Чиль, любой в Домах на него снизу вверх смотрит.

Полоса орешника густая, да не широкая. За ней тянется тропа уже всё прямо да прямо. Там посреди лысого поля остров сосновый, туда она и ведёт. А и куда ж еще идти, если именно там оно, Капище.

Страшное.

А Чиль ходит, не боится. Каждый день.

Он бы, наверное, и совсем не возвращался в Дома, но нельзя на Капище ночевать. Вот и приходится ему возвращаться к тётке, с которой они вдвоем живут.

Уходит с утра Чиль, и все в Домах знают: Чиль обязательно развёл в Капище огонь.

Боги любят тёплое.

С утра небо хмурилось и висела в воздухе нудная серая мгла.

Чиль ловко пробежал по мосткам, поднялся на косогор. Нужно успеть развести огонь, пока не случилось дождя. Навес над кострищем худой, щелястый, вода намочит дрова, а может и огонь залить, и тогда не удастся нагреть камни…

Зря переживал, – погода потихоньку разгулялась, и когда огонь вовсю полыхал, небо уже заголубело. Чиль, умело орудуя веслецом, стал подкатывать нагревшиеся камни к капеям. Вся земля между кострищем и фигурами богов утрамбована этими камнями, а основания капей во много слоев измазаны сажей. Ею мажут себе лицо люди, приходя в сосновый остров говорить с богами.

Остынет камень – катит его Чиль обратно к костру, снова нагревать. И так целый день. Каждый день.

Потому что боги любят тёплое.

Сегодня хороший день. Лёгкий. Не случилось дождя, а ведь собирался. Уж так тётка к ночи охала, тёрла вогляком распухшие колени. Весь-то дом пропах противной травой. А дождя и не случилось. Чиль сразу понял, – это оттого, что накануне он славно потрудился, много камней откатил к Велетню. Ну, тот и разогнал тучи, кто ж ещё. Он может.

От кострища к капее Велетня канавка в земле пробита – так часто к нему Чиль камни катает. И всегда у него на лбу богова сажа. Он и не смывает её, чтит. Другие-то поговорят с богом – и к реке, лицо и руки отмывать. А то и с песком.

Чиль все замечает, обижается за богов. Неправильно это: просят люди о своём, когда и плачут даже, а метку Капища носить не хотят.

Старый катала Дерба, что учил Чиля, никогда не оттирал богову сажу. Разве уж когда от дождя поплывёт она в глаза, скажет: божьи слезы! – и омоется. Он правильно верил, Дерба, и Чиля выбрал каталой, потому что Чиль верит правильно.

А ещё люди боятся.

Редко ходят в остров, редко говорят с богами. Враздробь, по одному, вовсе не идут, только когда совсем плохо. Как старая Булга, ежели в голове начинает червь крутиться. Или Яхорка, когда дочка у неё помирала. Но дочка все равно умерла. Наверно, плохо Яхорка говорила, холодные слова.

А боги любят тёплое.