Богатырь

– Позже, – сказал он по-ромейски. – От этого варева в сон клонит, а я сначала поесть хочу. И с людьми добрыми поговорить.

– Добрыми? – Акиба хихикнул. – Давненько меня добрым не называли. Мы ж тебя едва не убили.

Сейчас, вблизи, Илья видел, что он старше, чем показалось сначала. Лет тридцати, не менее. И веселье это – не настоящее. Губы смеются, а глаза – нет.

– Так не убили же. – Илья принял уложенный на каравай кус обжаренной на огне медвежатины, завернул. – Зимний мишка-то? Маленький?

– Зато мать его – с лошадь весом, – уточнил Акиба. – И злющая! Вот, Режея чуть не задрала!

– Тебя б она точно задрала, если б я не влез, – проворчал угр. И Илье: – С мечом на медвежью мать полез.

– Так берут их мечом! – возразил Акиба. – Вот они, русы, и берут!

Последнюю фразу он произнес по-словенски. Довольно чисто.

– Берем, – невнятно, работая челюстями, подтвердил Илья тоже по-словенски. – Мы, варяги, мишку и ножом берем. Я сам так еще не пробовал, не довелось, а батя мой и братья брали. Дело возможное, только уметь надо.

– Научишь? – оживился Акиба.

– Можно, – согласился Илья. – Но лучше, чтоб брат мой старший учил. Приедешь к нему – научит. Скажешь, я обещал.

– Это Маттах бар Машег, что ли?

– Нет. Другой брат. Князь уличский Артём.

Хузары и угр переглянулись. Угр постучал пальцем по голове.

– Ага, – согласился Илья. – Самое глупое было – меня убить. Особо если ты коня моего прибрать хотел. Его многие знают. И в Киеве, и в Тмуторокани. Иль ты не оттуда?

– Нет, – качнул головой Акиба. – Но бывал. И еще буду. И что с того, что знают? Сказал бы – купил, да и все. Слушай, а может, продашь мне своего сивого?

– А сам как думаешь? – поинтересовался Илья.

– Думаю, не продашь, – вздохнул Акиба.

– Правильно думаешь.

– Слышь, Годун, а ты случаем не большого боярина Серегея сын? – подал голос тиун.

– Князь-воеводы Серегея, – поправил Илья. – Знаком?

– Кто ж его в Киеве не знает. Эх! Догадывался я, что ты не простой гридь. Что ж ты, княжич, сам-один по миру бродишь? Опасно!

– А захотелось, – беспечно ответил Илья. – Залка, подай-ка мне вон тех ребрышек…

В общем, подружились. И добычу, взятую на Сварожиче, Акиба у Ильи купил. Включая броню побитых гридней.

Что с боем взято, то – победителево.

Тиун же с деревенских, помимо княжьего, еще и виру за покушение взял. Уже со старейшин. А поскольку серебра не хватило, то родовичами: четырьмя парнями и шестью девками. После того как упросил Илью проводить их до следующего погоста.

Илья согласился. Во многом благодаря Залке, которая наконец-то дала волю чувствам. И не только чувствам. Жаркая девка оказалась.

Акиба со своими тоже присоединились. Попутчики. Да и безопасней так. Для тиуна.

Перед уходом сделали последнее дело: покрестили деревенских. Каждый получил по оловянному крестику. Даже детишки. И монаха в деревне оставили. Сам захотел свет Веры язычникам нести. Это был подвиг, на который его вдохновил Илья, на коего монах взирал, как на Давида, победившего Голиафа.

– Трудно будет, – сказал ему Илья. – Без языка-то.

– Выучусь с Божьей Помощью, – ответил с воодушевлением ромей. – Не первому мне Учение Христово во тьму нести.

И Илья пожалел, что дразнил его по пути сюда. Храбрецом монах оказался. Правильно говорил Рёрех: не тот храбр, кто бесстрашен, а кто над страхом своим господин.

– Не пропадет, – сказал Илье тиун. – Смерды его беречь будут. Он же лекарь. Вон, тебя выходил.

Илья полагал, что выходил его не ромей, а материнские лекарства, но спорить не стал. Лишь оставил ромею горсть серебра. Ему пригодится, а у Ильи его уже девать некуда. Полная сумка.

Глава 8

Вниз по реке

Расставшись с тиуном и Залкой, Илья перебрался на кораблик Акибы. Тот сам предложил, а Илья был не против. Спустятся вместе до Итиль-реки, а там видно будет.

Лодья у Акибы хороша. Пять пар весел, дубовый сплошной киль. На такой и по морю ходить можно.

Кроме Акибы, Стрижа и угра, на палубе еще семь человек. Холопы. Не для продажи, а для всяких купеческих дел. Акиба ими помыкал, хоть они тоже были хузары. Однако даже не «черные», язычники, а бохмичи. В магометанство они обратились, чтоб выйти из рабства. И глупо поступили, как оказалось. Хозяин их был – из волжских булгар. Строгий, но не жестокий. Рабами-то они быть перестали, поскольку ислам запрещает держать в рабстве единоверцев, однако пить-есть надо. И трудились они на того же хозяина, только теперь за еду, одежду и кров им приходилось из собственных заработков платить. В общем, отработав вольными год, они оказались должны булгарину восемь сотен дирхемов. То есть примерно столько, сколько и стоили семь крепких рабов на Семендерском рынке…

…Откуда их и выкупил у булгарина Акиба, которому понадобились гребцы.