— Спасибо, знаю, — кивнул Дирк. — Вы за этим пришли? Вы думаете, старичок совсем в маразме и забудет поесть? И поедет домой бедный и голодный?
— Мне уже, собственно, все равно, я с семи утра не отвечаю за комфорт и самочувствие клиентов, я отработала смену, — сказала Лена. — Следующий раз послезавтра. Мы так работаем — сутки через двое. По-моему, очень удобно, и деньги неплохие. Я не так уж плохо зарабатываю, господин фон Зандов… Вы знаете, ночью я прочитала вот этот буклет про ваш фильм, у нас там их полно в ящике, просто на столике не оказалось, ну не важно. Прочитала весь этот буклет, потом залезла в интернет и посмотрела про вас все, что смогла найти.
— Ну и что же вы мне скажете?
— Две вещи. Как полагается, одну хорошую и одну плохую. С чего начнем?
— Если как полагается, тогда начинайте с плохой, — предложил Дирк.
— Я прочитала про вас все, что могла прочитать, и обдумала все, что можно было обдумать. Это ужасно, господин фон Зандов. У вас ужасная жизнь. И сейчас, и всегда была. Вам скоро семьдесят пять лет, а вспомнить нечего, кроме случайного подарка судьбы, этого невероятного фильма. Вам тоскливо, вам пусто, вам бессмысленно жить. Вы бы хотели вообразить себя кем-то: актером, любовником, разочарованным мудрецом. Не получается. Да хоть несчастным одиноким стариком! Но даже это у вас не получается. Вы ничего не помните, кроме клочков и отрывков. Например, вы не помните своего отца.
— Отец погиб, когда мне было шесть лет, — сказал Дирк покраснев. — А ушел на войну, когда мне было четыре. Как я могу его помнить?
— А мать? Что мать об отце рассказывала?
— Ничего. Послушайте, Лена, почему это я отвечаю на ваши странные вопросы?
— Не хотите, не отвечайте, — пожала плечами Лена. — Но это будет еще одна гирька на ту же чашу. Тогда расскажите хотя бы о вашей матери.
— Что о ней рассказывать? Заботливая, добрая, несчастная немецкая женщина. Военная вдова с ребенком. Трудилась изо всех сил, чтобы поднять сына. Умерла, когда мне было шестнадцать.
— Как она умерла? — спросила Лена.
— Обыкновенно, — сказал Дирк. — Как все любящие матери. Благословила меня и умерла.
— Дома или в больнице?
— Какая разница? — сказал Дирк.
— Вы не помните?
— Я все прекрасно помню, я не обязан отчитываться! — закричал он. — Я вообще не понимаю, что происходит. Вы пришли, чтобы наговорить мне кучу гадостей. Зачем? За что? Что я вам плохого сделал? Да, предположим, у меня была не слишком счастливая жизнь, но я этого и не скрываю. Я сам жаловался вам, когда вы сидели вот здесь, на этом самом месте. Я даже говорил какие-то глупости: «Русская девочка, у русских такая душа, помоги мне, спаси меня от тоски и пустоты». Конечно, это был приступ сам не знаю чего. Прошу прощения. Не знаю, почему это меня так вдруг накрыло и понесло. Можете списать это на старческие мозговые явления. Глупости, глупости, все, забыли! Но в любом случае — я же не скрывал, что у меня плохая, тяжелая жизнь. Зачем же вы мне это говорите еще раз? Как это грубо, как это немилосердно. Человек искренне пожаловался вам на свои тяготы, на свою тоску — и потом его в эту же тоску, в эти же тяготы тыкать носом! Зачем? Я никак не могу понять.
Он перевел дыхание, пошел в ванную, налил в стакан воды из-под крана, выпил, откашлялся, вернулся.
Лена все так же неподвижно и прямо сидела на диване.
— Ну что ж, — сказал Дирк, — простите, что я и сейчас был не сдержан, но я действительно не понял вас и несколько был возмущен. Но все, пустяки, оставим. Вы сказали, что у вас есть для меня две новости — хорошая и плохая. Мы начали с плохой. Она, как я понял, заключается в том, что я — человек пустой, ничтожный и несчастный. Спасибо, вы очень любезны. Ну а теперь давайте хорошую.
— Давайте, — согласилась Лена. — Хорошая новость такая. Вы, когда я сидела вот здесь, — она постучала кулаком по дивану, — примерно восемнадцать часов назад, вы говорили мне: «Русская девочка, помоги мне, спаси меня». Говорили?
— Ну говорил, — сказал Дирк.
Лена посмотрела ему в глаза.
— Я принимаю ваше предложение.
— Что? — вздрогнул Дирк.
— Я принимаю ваше предложение, — сказала она. — Я согласна помочь вам. Спасти вас! Быть с вами. Не отпускать вас от себя ни на шаг, чтобы вы не наделали каких-нибудь новых глупостей. Сидеть с вами рядом, вспоминать о вашей жизни. Точнее говоря, заставлять вас, а еще точнее, слегка подталкивать вас к воспоминаниям. Чтобы вы вспомнили своего отца, пусть совсем туманно, по-детски, но все-таки. Чтобы вы заново пережили расставание с матерью, чтобы увидели хоть какой-то свет и смысл во всех ситуациях, которые вы считаете для себя оскорбительными, несчастными или пустыми. И еще я готова создать вам уют и покой. Разве плохо?
— Вы сошли с ума, — проговорил Дирк.