Подъехав к воротам усадьбы, ребята спрятали мотоцикл в кустах и дальше пошли пешком, чтобы их не услышали. Местность им была хорошо знакома: каждый год они не раз перелезали через забор и охотились здесь на птиц и кроликов.
Занавеси на огромном двустворчатом окне, доходившем почти до земли, были небрежно задернуты, и в щель между ними пробивался свет. Клод опустился на колени, а Том, расставив ноги, встал над ним. Так обоим в этот узкий просвет было видно, что происходит внутри.
В огромной комнате никого не было. Они увидели рояль, длинный диван, большие мягкие кресла, заваленные журналами столики. В камине горел огонь. Вдоль стен книжные шкафы с множеством книг. Комнату освещало несколько ламп. В приоткрытую дверь напротив окна виднелся коридор и нижние ступеньки лестницы, ведущей на второй этаж.
— Вот это жизнь, — прошептал Клод. — Будь у меня такой дом, я бы не пропустил ни одну девчонку в городе.
— Заткнись, — сказал Том. — Пошли. Я вижу, нам здесь делать нечего.
— Подожди, не спеши, — запротестовал Клод. — Мы ведь только приехали. Они, наверное, наверху. Не будут же они торчать там всю ночь.
Тому не хотелось, чтобы кто-нибудь — неважно кто — появился в этой комнате. Он предпочел бы поскорее убраться отсюда, и как можно дальше, но боялся, что Клод решит, что он струсил.
— Позовешь, когда увидишь что-нибудь интересное, — отходя от окна, сказал он.
Поместье Бойлана широко раскинулось вокруг стоявшего на холме особняка посреди множества могучих старых деревьев; неподалеку виднелся теннисный корт, ярдах в пятидесяти — низкие строения бывших конюшен. И все это принадлежало одному человеку. Том с отвращением вспомнил про кровать, где ему приходилось спать вместе с братом. Впрочем, Бойлан сегодня тоже не один в своей постели. Томас сплюнул.
— Эй, — возбужденно позвал его Клод. — Иди скорее.
Том не спеша подошел к окну.
— Он только что спустился вниз. Посмотри на него. Нет, ты только посмотри! — брызгал слюной Клод.
Том заглянул в просвет между занавесями. Бойлан стоял спиной к окну с бутылками, бокалами и серебряным ведерком для льда. Он был совершенно голый. Небрежно бросив в два стакана по кубику льда и плеснув сверху виски, он добавил туда содовой из сифона. Затем он подошел к камину, подбросил туда полено, шагнул к столику возле окна, открыл лакированный ящичек, достал из него сигарету и прикурил от серебряной зажигалки длиной по меньшей мере в фут. На губах его играла легкая улыбка.
В свете ламп ребятам хорошо были видны его взъерошенные светлые волосы, толстая шея, выпуклая цыплячья грудь, дряблые руки и немного кривые, с торчащими Коленями ноги. Тома охватила дикая ярость, точно его оскорбили, заставив быть свидетелем неслыханного разврата. Будь у него ружье, он, не задумываясь, застрелил бы этого человека.
— Гретхен, ты спустишься или тебе принести виски наверх? — крикнул Бойлан. Ребята не слышали, ответил ли ему кто-нибудь, но Бойлан кивнул, взял стаканы, вышел из комнаты и стал подниматься по лестнице.
— Ну и видик, — прошептал Клод. — Фигура как у дистрофика. Наверное, когда ты богатый, ты можешь быть горбатым страшилой вроде Квазимодо, а девки все равно будут на тебя вешаться.
— Идем отсюда, — глухо сказал Том.
— Какого черта? — с удивлением взглянул на него Клод. — Представление только начинается.
Том нагнулся, схватил Клода за волосы и резко поставил его на ноги.
— Я сказал — идем отсюда, — прохрипел он. — И чтобы никому ни слова о том, что видел. — Он придвинулся к Клоду вплотную и, глядя ему в глаза, с яростью добавил: — Начнешь трепаться, я тебя так вздую, на всю жизнь запомнишь. Понял?
— Конечно, конечно, — торопливо согласился Клод, — как скажешь. Я только не понимаю, чего ты так раскипятился.
Закинув руки за голову и уставившись в потолок, Гретхен лежала на широкой мягкой постели. Внизу часы пробили десять. Десять. Сейчас в госпитале раненые разбредаются по палатам. Последнее время она ездила в госпиталь не чаще двух-трех раз в неделю.
Даже когда она, распечатав конверт, обнаружила в нем восемьсот долларов, она все равно знала, что вернется в эту роскошную постель. Если Бойлану доставляло удовольствие унижать ее — пускай. Когда-нибудь она отплатит ему за это.
Во вторник после работы Бойлан ждал ее в «бьюике». Ни слова не говоря, он открыл ей дверцу, и они поехали к нему. Около полуночи он отвез ее обратно в город, высадив за два квартала от ее дома.
Тедди делал все превосходно; был осмотрителен — конспирация была ему по вкусу; для нее она была необходима. Благоразумно свозил ее в Нью-Йорк к гинекологу приобрести спираль — чтобы она не беспокоилась об