– Ужас, что творится в Германии, – произнес он. – В Берлине насилуют женщин. Русские. Они сто лет этого дожидались. Люди ютятся в подвалах. Если бы я не встретил твоей тети Эльзы и не приехал сюда молодым, бог знает, где бы я сейчас был.
Клотильда принесла Томасу яичницу с беконом. Он пытался найти в ее лице хоть что-то. И не нашел ничего.
Покончив с завтраком, Томас встал из-за стола. Надо будет вернуться днем домой, когда все уйдут. Дядя Харольд поднял глаза от газеты.
– Скажи Койну, что я буду в половине десятого. Мне надо заехать в банк. И скажи ему, что я обещал отдать мистеру Данкену машину в полдень, вымытой.
Томас кивнул и вышел из комнаты, как раз когда с лестницы спускались дочки, толстые и бледные.
– Мои ангелочки, – услышал он голос дяди Харольда, приветствовавшего дочерей, которые зашли в столовую поцеловать отца.
Ему удалось уйти из гаража только в четыре часа. Тетя Эльза в этот день ездила с дочерьми на второй машине к зубному врачу – обе девочки носили шины. Дядя Харольд – Том знал это наверняка – находился в демонстрационном зале. Клотильда должна быть дома одна.
– Я вернусь через полчаса, – сказал он Койну. – Мне надо кое-кого повидать.
Койна это не обрадовало, но плевать на него.
Когда Томас подъехал на велосипеде к дому, Клотильда поливала из шланга лужайку под окнами. День был солнечный, и на струях воды играла радуга. Лужайка была небольшая, затененная липами. На Клотильде был белоснежный халат. Тете Эльзе нравилось, чтобы ее прислуга походила на медсестер. Это было своего рода рекламой идеальной чистоты. Мол, в моем доме можно хоть с пола есть.
Клотильда взглянула на Томаса, когда он слез с велосипеда, и продолжала поливать лужайку.
– Клотильда, зайдем в дом, надо поговорить, – сказал Томас.
– Мне некогда. – Она направила струю на клумбу с петуньями.
– Да посмотри же на меня, – сказал он.
– Разве ты не должен быть на работе? – Она продолжала говорить отвернувшись.
– Он вчера ночью приходил к тебе?.. Дядя?
– Ну и что?
– Ты его впустила?
– Он в доме хозяин, – мрачно ответила Клотильда.
– Ты обещала ему что-нибудь? – Он почти кричал, но ничего не мог с собой поделать.
– Какая разница? Возвращайся на работу. А то нас увидят.
– Ты обещала ему что-нибудь?
– Я обещала никогда больше не оставаться с тобой наедине, – отрезала она.
– Но это, конечно, несерьезно? – взмолился Томас.
– Нет, серьезно. – Она вертела в руках наконечник шланга. На пальце поблескивало обручальное кольцо. – Между нами все кончено.
– Нет! – Томасу хотелось схватить ее и встряхнуть. – К черту этот дом! Найди другую работу. Я тоже уйду и…
– Не говори глупости, – резко оборвала его Клотильда. – Ты же знаешь о моем «преступлении», – передразнила она дядю Харольда. – Он добьется, чтобы меня выслали из страны. – И грустно добавила: – Мы не Ромео и Джульетта. Ты школьник, а я кухарка. Возвращайся в гараж.
– Неужели ты ничего не могла ему сказать? – Томас был в отчаянии. Он боялся, что разрыдается прямо сейчас, на глазах у Клотильды.
– А чего говорить? Он дикий человек. Он ревнует, а когда мужчина ревнует, говорить с ним – все равно что со стеной или с деревом.
– Ревнует?.. – не понял Томас. – Что ты хочешь этим сказать?
– Он уже два года меня домогается, – спокойно сказала Клотильда. – Каждую ночь, как только его жена заснет, приходит и скребется у меня под дверью, словно кот.
– Жирная сволочь! В следующий раз я его подкараулю.
– Нет, ты не сделаешь этого, – возразила Клотильда. – В следующий раз я впущу его. Уж лучше тебе знать об этом.
– Впустишь? Его?!
– Я служанка, – сказала она. – И живу, как положено служанке. Я не хочу потерять работу, оказаться в тюрьме или вернуться в Канаду. Забудь обо всем. Alles Kaput![13] Это были славные две недели. Ты славный мальчик. Извини, что я втянула тебя в неприятности.
– Хватит! Хватит! – закричал он. – Теперь я больше не дотронусь ни до одной женщины, пока не…
У него сдавило горло, и, не договорив, он вскочил на велосипед и поехал, не разбирая дороги, оставив Клотильду поливать розы. Он ни разу не обернулся и поэтому не видел отчаяния и слез на смуглом лице Клотильды.
Святой Себастьян, весь в стрелах, ехал в гараж. Шомпола появятся позднее.
Глава 9
Выйдя из метро на Восьмой улице, Гретхен вначале купила шесть бутылок пива, а потом зашла в химчистку за костюмом Вилли. На землю опустились сумерки, ранние ноябрьские сумерки, воздух дышал морозцем. Люди были в пальто и шагали торопливо. Впереди Гретхен шла, зябко нахохлившись, девушка в брюках и шинели. Голова ее была покрыта шарфом. У девушки был такой вид, словно она только что встала с постели, хотя был уже шестой час дня. Впрочем, в этом и заключалась прелесть Гринич-Виллидж: люди здесь поднимались с постели в любое время дня и ночи. И другая приятная особенность – в этой части города в основном жила молодежь. Шагая здесь, среди молодежи, Гретхен иногда думала: «Здесь я у себя».
Девушка в шинели зашла в гриль-бар «Коркоран», хорошо знакомый Гретхен, как и десяток других баров по соседству: сейчас значительная часть ее жизни проходила в барах.