Бог всегда путешествует инкогнито

— Эмманюэль Вальгадо из BFM TV. Я хотел бы пригласить вас на передачу во вторник утром. Было бы хорошо, если бы вы поделились со зрителями закулисной стороной вашей победы на выборах. Как вам удалось захватить власть?

— Я не расцениваю это событие как захват власти…

— Именно это нас и интересует. Съемка назначена на понедельник, на четырнадцать часов. Вы сможете прийти?

— Э… только вот что… Будет ли присутствовать какая-нибудь публика?

— Самое большее, человек двадцать.

— А я могу пригласить еще пару человек? Я обещал…

— Без проблем!

Марк Дюнкер вышел из кабинета Алана Гринмора с хитрой улыбкой на губах. Этот юный прощелыга рвется к власти, но у него кишка тонка справиться в одиночку. Вот почему он позвал его, Дюнкера, на место генерального директора. Сам он был неспособен управлять предприятием и прекрасно это знал…

Перепрыгивая через две ступеньки и потирая руки, бывший президент миновал два марша лестницы, ведущей на этаж, где располагался его кабинет. Уж с этим-то мальчишкой, который не удосужился даже подстраховаться, он справится одним махом. У парня нет ни малейшего представления о власти. В конечном итоге ничего ведь не изменилось. И командовать будет он, Марк Дюнкер, генеральный директор. А президент будет послушно идти за ним. В конце года он представит отчет, и, когда генеральная ассамблея поймет, что это он проделал всю работу, он потребует, чтобы его переизбрали открытым голосованием…

Он подошел к двери своего кабинета, и лицо его вдруг сморщилось, а потом налилось кровью: его внезапно поразила одна мысль. Его парашют… его золотой парашют в три миллиона евро, заготовленный на случай краха… Вот в чем дело!!! Вот почему Гринмор попросил его остаться!!! А он… подписал контракт…

Марк Дюнкер вошел в кабинет, даже не заметив Эндрю. Слова вылетали сами собой, он не отдавал себе отчета, что говорит.

— Похоже, мальчишка во второй раз меня облапошил!

Секретарь поднял бровь:

— Простите, что вы сказали, месье?

56

Я ушел из офиса пораньше и отправился к Игорю Дубровскому. Он должен мне все объяснить. Спрятаться, как он вчера, было проще всего.

Шофер, положенный президенту по штату, уже дожидался, чтобы меня отвезти. А мне было смешно и странно. Я вальяжно развалился на мягкой коже заднего сиденья, а на улице Риволи, вокруг нас, все водители сидели, нервно вцепившись в руль. Я вдруг почувствовал себя важной персоной и удивился, поймав себя на том, что слежу за взглядами водителей, когда мы остановились у светофора. Что я ожидал увидеть? Почтение? Может быть… Восхищение? Сказать по правде, на меня никто не обращал внимания. Все были озабочены тем, чтобы прошмыгнуть из одного ряда в другой, обставив при этом соседа. Из-за габаритов нашей машины мы в этой игре попадали в разряд неудачников, и нас все обгоняли…

Интересно, на что я надеялся? Сам-то я восхищался когда-нибудь тем, у кого был личный шофер? Да нет, конечно… Еще одна иллюзия. Искать признания таким способом — пустое дело. Каким образом восхищение других может компенсировать недостаток самоуважения? То, что приходит извне, не в состоянии залечить раны нашего внутреннего «я»… И мне вдруг очень захотелось вернуться к заданию, которое мне дал когда-то Игорь: каждый вечер отмечать три деяния, которыми я мог бы гордиться. Я перестал этим заниматься, когда обнаружил, что Игорь — не тот, за кого себя выдает, и когда началась та немыслимая путаница тревожных событий, что заставила мобилизовать всю мою энергию.

Несколькими минутами позже мы застряли в огромной пробке возле площади Согласия, и я пожалел, что сижу не в метро: я бы минут за двадцать добрался до места без всяких проблем!

Наконец мы доехали, и наш громоздкий седан остановился возле черной ограды особняка. Небо заволокло густыми облаками, с парковой улицы повеяло древесной влагой. Погруженный в серую мглу замок походил на корабль-призрак.

Я узнал дворецкого, который открыл мне дверь и, не сказав ни слова, проводил в большую гостиную. Непогода заволокла комнату печальной дымкой. Вопреки привычному укладу в доме горел свет.

Катрин сидела на диване, сбросив на пол туфли и положив ноги на подушку.

— Здравствуйте.

Она подняла на меня глаза, но ничего не сказала, только кивнула. Я обвел глазами комнату. Катрин была одна. В полутьме закрытое фортепиано казалось черной мраморной плитой. Сквозь открытое в сад окно я заметил, как по листьям деревьев забарабанили первые капли дождя.

— А где Игорь?

Она ответила не сразу, отведя глаза.

— А… Ты узнал его настоящее имя…

— Да.

Она помолчала.

— Алан…

— Да…

Она вздохнула:

— Алан… я должна тебе сказать…

— Что?

Она наконец собралась с духом, и я почувствовал, как она вся сжалась.

— Игорь умер.

— Игорь?..

— Да. Вчера утром, от сердечного приступа. Прислуга ничего не смогла сделать, а «скорая» приехала слишком поздно.