Бог Войны (ЛП)

Ее лицо равнодушное, никаких эмоций, пока она смотрит на меня, заложив обе руки за спину.

Обычно я прикасаюсь к ее горлу, чтобы прощупать пульс — это самый верный способ понять, находится ли она в состоянии фуги или нет. Если он слабый, значит, она не в себе. Если он сильный и мощный, значит, с ней все в порядке.

По крайней мере, на какое-то время.

Но поскольку мне не стоит с ней контактировать, я поворачиваюсь, чтобы уйти, а сам тянусь за телефоном, чтобы написать Сэм.

— Почему ты не можешь посмотреть на меня? — спрашивает она ломким голосом, ее слова отдаются эхом в тишине.

— Дело не в этом, — я останавливаюсь, но не смотрю ей в глаза. Неважно, насколько ценно слышать ее голос в последнее время. За последние несколько недель она почти не разговаривала, если вообще разговаривала.

— Тогда в чем дело? Почему ты даже сейчас не смотришь на меня? Ты считаешь меня некрасивой?

Я оборачиваюсь и ругаюсь себе под нос, когда слеза цепляется за ее ресницы и скатывается по щеке.

— Никогда.

— Тогда почему ты меня избегаешь? — она шмыгает носом. — Я не видела тебя месяц! А до этого мы не виделись неделями. Это происходит с тех пор, как ты забрал меня из больницы. Если тебя отталкивают мои приступы и попытки самоубийства, скажи мне об этом в лицо. Не надо просто исчезать и оставлять меня в тревоге и паранойе.

— Я не испытываю отвращения. Ты никогда не вызовешь у меня отвращения.

— Ты так и не сделал наш брак официальным, — ее слова заканчиваются всхлипыванием, прежде чем она шепчет: — Ты… никогда не относился ко мне как к своей жене.

— Ты сказала мне не прикасаться к тебе.

— В нашу первую брачную ночь! Потому что я была напугана и растеряна. Я не имела в виду в течение всего нашего брака, — она подходит ближе.

Я делаю шаг назад.

Я не могу прикоснуться к ней.

Если я это сделаю, то не смогу остановиться. Я буду трахать ее так жестко и грубо, что она не сможет ходить несколько дней.

Никто не может сказать, что я святой, но я считаю, что должен быть вознагражден за воздержание с той ночи, когда убил Оливера.

Но у меня есть свои причины. Во-первых, мое лицо провоцирует ее приступы.

Во-вторых, мысль о том, чтобы воспользоваться ее вялым психическим состоянием, когда она недостаточно вменяема, чтобы дать свое согласие или ощутить каждый дюйм меня, оставляет горький привкус в задней части моего горла.

Так что я буду гребаным монахом, пока ей не станет лучше.

— Ты даже не хочешь прикасаться ко мне, — слезы каскадом текут по ее щекам. — Почему? Почему ты не видишь меня, Илай?

Я смотрю в ее сверкающие глаза, похожие на вихревой шторм.

— Я вижу тебя. Лучше, чем что-либо или кого-либо.

— Лжец! — кричит она. — Вранье! Скажи мне правду! Скажи, что не хочешь прикасаться ко мне, потому что думаешь о том, чтобы заменить меня нормальной женщиной.

— Никогда.

— Прекрати мне врать! — она опускает руки по обе стороны от себя, и тогда я вижу огромный кухонный нож, который она держит.

Черт возьми!

— Что ты планируешь с этим делать, Ава? — спрашиваю я со спокойствием, которого не чувствую.

Она направляет нож в мою сторону.

— Отпусти меня, или я тебя порежу.

— Я же сказал тебе. Не будет дня, когда ты не будешь являться моей женой.

Ее губы дрожат.

— Думаешь, я не смогу причинить тебе боль, потому что была влюблена в тебя?

— Напротив, я думаю, что ты сделаешь это именно по этой причине.

— Верни мне свободу, и ты сможешь делать все, что захочешь, с женщинами, которые выстраиваются в очередь, чтобы быть с тобой.

— Нет.

— Я убью тебя.

— Сделай это, — я делаю шаг к ней. — Это единственный способ избавиться от меня.

— Не подходи ближе!

Я тянусь за ножом, но она хаотично размахивает им с полузакрытыми глазами. Тошнотворный колющий звук заполняет мои уши, когда боль взрывается внизу живота.

Тихий вздох эхом разносится в воздухе, и Ава выпускает нож, оставляя его в моем животе. Ее расширенные глаза следят за струйкой крови, которая пропитывает мою белую рубашку и капает на деревянный пол.

— О боже мой… — она подходит ближе, протягивает ко мне руку, затем снова отходит назад. Новые слезы текут сильнее, когда она качает головой. — Я н-не хотела… Я только думала пригрозить т-тебе… О боже…

— Все в п-порядке… — я напрягаюсь, прикасаясь к ране.

— О нет… Что я наделала…? — она смотрит на лужу крови на полу и отступает на дрожащих ногах.

К лестнице.

— Ава! — кричу я, когда она падает внизу, а в ушах раздается глухой стук.

На мгновение весь мой мир погружается во тьму.

И я знаю, просто знаю, что если ее больше нет, то и для меня это будет конец.

Глава 40

Илай

Я неделю не выходил из своей спальни.

Нашей спальни.

Экстравагантное пространство теперь пахнет ею и стало олицетворением ее розовой одержимости.

Дни сменяются ночами, а я барахтаюсь в небытие и принимаю ванны в одиночестве только для того, чтобы насытить свои ноздри запахом ее геля для душа.