Я знала о загробном мире – он часто упоминался в Священных Писаниях, с которыми я за последний год ознакомилась очень внимательно.
– Одно дело слышать о другой жизни, совсем иное – в нее верить.
Ист хмыкнул.
– Уж поверь. Неверующие. Ищут то. Что ищешь. Ты. Из эгоизма. Будь то. И твоим. Побуждением. Я бы. Не стал. Помогать.
Он склонил голову, предлагая идти дальше. Я послушно следовала за ним, пытаясь запомнить все вокруг, чтобы потом зарисовать.
Я в самом деле верила Исту. Верила, что эти существа продолжают жить в другом мире, даже, возможно, в лучшем мире. Но такой покой не для Сайона, и куда бы я ни отправилась после смерти, его там не будет.
Вскоре мы наткнулись на скелет размером примерно с крупного человека, целый на вид. Божок лежал, свернувшись калачиком и сложив ладони, словно в молитве. Невозможно определить, как давно она умерла – а то была она, по утверждению Иста, – поскольку на скелете не сохранилось ни плоти, ни кожи, ни волос. Все скелеты на Кладбище походили на чистый, отполированный хрусталь.
Я не решалась прикоснуться к останкам – это казалось кощунством, – хоть и понимала, что божки относятся к мертвым иначе, чем мы. Когда Ист отложил посох и подошел к костям, чтобы их собрать, я опустилась рядом с ним на колени и приступила к работе.
Зайзи стояла в стороне, возможно, опасаясь, как бы нас кто-то или
– Они прекрасны, – прошептала я Исту, продолжая жуткую работу и стараясь воспринимать все глазами художника, чтобы меня не грызло чувство вины. – Вы тоже будете покоиться здесь, когда настанет ваше время?
Ист хмыкнул себе под нос.
– Пока. Не решил. – Он выдернул ребро из позвоночника, отчего раздался звон, как от бьющегося стекла. – Я всегда. Хотел. Найти покой. В ее. Объятиях.
– Матушки-Земли? Или любимой?
Он улыбнулся.
– Матушки. Земли. Я. Принадлежу. Ей. Хотя она. Спала всю. Мою жизнь.
Пальцы скользнули вверх по лопатке к черепу, большому и заостренному, в форме морды какого-то животного.
– Как давно она спит? – спросила я.
Ист протянул Зайзи ребро и задумался.
– Очень. Давно. Слишком. Давно. Но ее. Можно. Понять. Войны. Ранят. Ее душу. И. Полагаю. Проще. Терпеть людей. Во сне.
Я кивнула и представила расу маленьких существ, живущих на моем теле: как они вгрызаются в мою кожу, чтобы построить колодцы и фундаменты для своих домов, возводят соборы для поклонения другому богу.
Пытаясь отделить череп, я порезала палец о зуб. Зашипев, отдернула руку и осмотрела рану: к сожалению, она оказалась довольно глубокой, и требовалось ее обработать. Я уставилась на нее, щурясь в тусклом свете. Мерцание от кости божка танцевало вокруг пореза, переливаясь в капельке крови, стекающей по пальцу.
Тью мгновенно ко мне подлетела и принялась изучать рану. Затем повернулась к Зайзи, которая уже приготовила бинт и примочку. Я и сама могла обработать рану, но не стала лишать Тью возможности выполнить ее прямые обязанности. Поэтому протянула ей руку.
Вдруг я кое-что вспомнила.
«Он велел мне стать Его руками», – сказал мне Сайкен, неся меня домой, когда этого не мог сделать Сайон.
– Тью, – пробормотала я. – Что велел тебе Сайон… то есть Сатто, когда отправил ко мне?
Она подоткнула край повязки и подняла ко мне свое пустое личико. Неуверенно замялась, как всегда при разговоре о Сайоне, словно боялась наговорить лишнего.
Мгновение спустя она стала серебристой – прежде я не видела ее в таком цвете. Не успела я повторить вопрос, из ее тела раздался
– …Это важнее, – сказал Сайон, и его глубокий голос пронзил меня насквозь. Я прижала раненую руку к сердцу. – Она на твоем попечении до дальнейшего распоряжения. Проследи, чтобы у нее было все необходимое. Забери ее боль. Залечи раны. Береги ее. Заботься о ней, как о собственном ребенке. Сестре. Возлюбленном.
Наступило молчание, и я было решила, что Тью закончила, но она вспыхнула вновь:
– Я не могу быть рядом с ней. – Его голос стал тихим и подавленным, и перед мысленным взором возникло его лицо, поникшее и измученное, как тогда, на кукурузном поле. – Сделай то, чего не могу сделать Я. Я доверяю тебе свое самое дорогое сокровище.
Из глаза скатилась одинокая слезинка. Я отвернулась, чтобы другие не увидели. Ист сосредоточенно работал, однако глаза Зайзи были прикованы ко мне.
К Тью вернулись привычные розовый, белый и лавандовый цвета. Грудь сдавливал растущий пузырь и подбирался к горлу, но я сумела выдавить:
– Спасибо.
Затем возобновила работу.
Мы провели на Кладбище больше времени, чем хотелось бы. Мы с Зайзи по очереди несли тяжелый рюкзак с костями, и едва войдя в лес, оторвали от дерева кусок коры, несколько веток и соорудили сани для остальных вещей. Перед тем как тронуться в путь, Ист прижал ладонь к голому стволу дерева, и на нем заново выросла кора. Тью в восторге захлопала – такой радостной я не видела ее с тех пор, как мы покинули ферму.