Эмоции на его лице читались так же ясно, как у младенца. Я его поразила. Я саму себя поразила, хотя вынужденная хрупкость моего физического состояния это скрывала. Его бриллиантовые глаза смягчились на кратчайший миг, затем померкли, и вернулся тот взгляд, который врезался мне в память, – тот, каким он посмотрел на меня последний раз, бросая в наполовину сгоревшей комнате.
Взгляд, полный нечеловеческой печали. Взгляд, признающий поражение.
– Обрести бессмертие… – он подплыл ближе, пока я не почувствовала его тепло на лице, – невозможно. Иначе люди уже бы его достигли.
Я не собиралась отступать. Удерживала лезвие этого серпа руками, не позволяя ему впиться глубже.
– Но та звездная мать, Серес…
– Даже она не бессмертна. – По его лицу и груди прошлись красные искры. – И ее история неповторима.
Раздался очередной грохот, немного ближе. Мы оба подняли глаза. Оба почувствовали угрозу, нависшую над Сайоном.
– Но будь я бессмертной, – не сдавалась я, – я могла бы прикоснуться к тебе. Могла бы жить там, наверху. – Я кивнула на небо.
На мгновение показалось, что он не ответит. Затем он хрипло выдавил:
– Бессмертие изменило бы твою оболочку, поэтому да, но…
– Я не сдамся так легко!
Он выглядел столь печальным, что у меня на глаза навернулись новые слезы.
– Не жертвуй собой ради Меня, Айя. Ты должна жить своей жизнью, жить…
– Такой жизни мне не надо, – выплюнула я, слова прозвучали желчно из-за боли, охватившей все тело и пропитавшей бинты кровью. – Мне не нужна жизнь, где нет тебя.
Его брови опустились, и он отвернулся.
– Если бы Я мог… Я бы тебя изменил, Айя. Я дал бы тебе оболочку, не подверженную влиянию времени. Или пламя. Но подобные деяния Мне не по силам. Я бы… – Он замолчал. Возможно, даже у богов в горле застывает ком, поскольку я услышала его в последующих словах: – Я бы прочесал всю Вселенную в поисках ответа. Но покинь Я войну, Мои солдаты падут, и вместе с ними падут смертные. Даже если мы победим… к тому времени будет слишком поздно.
Я с трудом проглотила колючий комок в горле.
– Тогда я сделаю это сама.
Его лицо исказилось, словно я пырнула его ножом.
– Ты не сможешь.
– Если ты так думаешь, то ты – глупец, Сайон.
У него округлились глаза. Мне оставалось лишь гадать, как часто кто-то осмеливался оскорблять Бога-Солнце.
– Я никогда не жила так, как здесь с тобой, – прохрипела я. Затем шагнула вперед, что со стороны наверняка выглядело так, будто я споткнулась, к тому же пришлось сразу отступить из-за мощи его ореола. Он тут же отодвинулся. – Я никогда не открывала свою душу ни перед кем и ни перед чем, включая искусство. И если ради такой любви не стоит жертвовать собой, то ради чего стоит?
Он съежился, по рукам пробежал голубой огонь.
– Айя… – Голос был напряженным, слабым. – Айя, Я не могу сделать для тебя то, что ты хочешь сделать для Меня. Я умоляю тебя перестать. Позаботься о себе. Если не ради Меня, то ради себя. Ты должна… забыть Меня. Обрести счастье в жизни.
Я сжала губы в тонкую полоску. И покачала головой.
Сайон сказал, что любил и терял. Таково его бремя.
Он не понимал: я не умею терять.
Над кукурузным полем пронесся тихий свист, почти перезвон ветра. Передо мной появилась Тью и склонила свою плоскую головку.
– Прошу прощения, Сатто.
И больше никаких объяснений.
В небе раздался четвертый раскат грома, но на этот раз Сайон замер. Чертыхнулся – по крайней мере, так казалось, ибо говорил он не на моем языке.
– Айя, прошу. – Он повернулся. Не глядя на меня, сказал: – Зря я пришел. Тью, позаботься о ней. Она – твоя повелительница до дальнейшего распоряжения.
Тью поклонилась еще ниже. Затем, как и прежде, Сайон исчез во вспышке яркого света.
У меня подогнулись колени, и я рухнула на землю, ахнув от волны боли в плече. Облизав губы, почувствовала вкус пота. Грудь вздымалась, несмотря на напряжение. Тью пискнула и начала летать вокруг меня, легкими как перышко прикосновениями изучая вновь открывшиеся раны, будто видела их сквозь халат и бинты.
Я не знала даже, как мне добраться до дома, не говоря уж о бессмертии. Но я не привыкла отступать перед сложностями. И слов на ветер не бросала.
Я найду способ залечить раны – и свои, и его.
Дыхание только начинало выравниваться, когда ухо уловило слабый шорох. Вскинув голову, я увидела Сайкена – рогатого божка, который сражался с драконом на этих самых полях. Тью посторонилась, пропуская его. Опустившись рядом со мной на колени, божок одарил меня слабой, печальной улыбкой.
– Он попросил меня быть Его руками, – пробормотал он.
Мгновение я смотрела на него, раскрыв рот, затем кивнула. Сайкен взял меня на руки так осторожно, будто точно знал, где начинаются и заканчиваются ожоги, и понес к дому, словно фарфоровую куклу. Я прижалась к нему, совершенно обессиленная, пока он нес меня через кукурузные ряды. Тью нервно порхала неподалеку.
– Сайкен?
Он опустил на меня взгляд.
– Как стать бессмертным?
Он покачал головой.
– Не думаю, что это возможно, дитя. Даже мой народ не вечен.
Я закрыла глаза, стараясь сосредоточиться больше на покачивании, нежели на боли. Я обдумывала его слова в лучшем случае полсекунды.