Бог смерти не любит яблоки

— Вот как… И какую же модификацию ты подразумеваешь? Или думаешь, что собравшиеся здесь полтора землекопа могут всерьёз навредить одному из флагманов?

— А ты? — насмешливо прищурился он. — Думаешь, они настолько тупы, что не разгадают наш отвлекающий маневр?

Ли почувствовала всепоглощающую усталость.

— Ну и какова альтернатива?

Старпом отвернулся, с показательным интересом рассматривая пасторальный яблочный пейзаж. Глушилка вертелась в его пальцах, искажая связь вокруг, мешая военному вирту зафиксировать разговор.

— Тут такое дело, кэп, — сказал он. — У нас с тобой есть секреты, у тебя и у меня. Тебя вот ждёт бог смерти, а я… Возможно, я питаю некоторую слабость к незабудкам с Земли изначальной. Такой вот интересный поворот.

Ли удивлённо вскинула голову. Изображения незабудок были неофициально запрещены в Гваде — главным образом потому, что были они основным символом так называемой “цветущей весны”, большого и разношёрстного антимонархического движения Гвады. Как любое социальное образование такого рода, включало оно в себя как радикальных кадров, которым по-хорошему не помешало бы поправить съезжающую набок крышу, так и вполне видных деятелей искусства, бизнеса и политики, которые вполне откровенно считали, что монархия в век космических технологий — костыль, атавизм и идиотизм, толкающий их не вперёд, а назад.

— Скажем так, — продолжил Джексон лениво, — я занимал не самое маленькое кресло, пока незабудки не расцвели. Точнее, пока королевские садовники не начали их выкорчёвывать…

Я уставилась на Джекса во все глаза, пытаясь осмыслить услышанное.

Тут надо пояснить, что Гвада, вместе с определённым политическим и социальным строем, сформировалась в веке космических колонизиций. Тогда были изобретены первые криокамеры. В тот же период с лунной верфи были спущены огромные крейсеры для межгалактических перелётов, “города в космосе”, способные вместить в себя до миллиона человек. Цифра огромная по меркам какого-нибудь двадцатого века — и почти смешная по меркам века колонизационного, когда большая часть поверхности Земли Изначальной представляла собой одну огромную перенаселённую агломерацию.

Все понимали, что обратный отсчёт запущен. Так что очень разные организации, страны и группы населения с задыхающейся Земли Изначальной отправляли в разные стороны свои миссии, дабы построить новую, великую и справедливую, жизнь. Причём, понятное дело, эту самую “великую и справедливую” все представляли по-разному. И точно так же закономерно (хотя бы из базового курса социологии), что эти мечтатели собрались в группы по интересам. Большинство из них, разумеется, отправились исследовать свою собственную галактику, но находились и те, кто рисковал смотреть дальше.

На тот момент, в тех обстоятельствах полная пригодных для жизни планет галактика, открытая Рудольфом Альдано, казалась одновременно научным мифом, вариацией на тему новой Земли Обетованной и… заманчивой целью для самых отчаянных, амбициозных и решительных.

Из крупных миссий, отправившихся в путь, выжило четыре. Две из них позже основали Земной Союз, одна, снаряжённая крупнейшей научной корпорацией, стала называть себя гражданами Коалиции Альдо, а последняя, как несложно догадаться, заложила основы Гвадского Содружества.

Оглядываясь назад, основатели Гвады были мечтателями. Богатыми наследниками очень звучных фамилий, воспитанными в роскоши семейных особняков. Причём речь не о утонувших во вседозволенности “золотых детях”, пусть даже и такие среди основателей Гвады всё же были. Но нет, с теми чудесными ребятами, что основали Гваду, всё было проще и одновременно сложнее.

Уже к середине колонизационной эпохи средняя продолжительность жизни человека составляла сто сорок лет. Причём, как любой “средний” социальный показатель, этот пролегал где-то между жалкими девяноста годами, отмеренными тем, кто не имел доступ к новейшим медкапсулам — и парой сотен лет для тех, кому ещё на эмбриональной стадии были доступны лучшие из технологий.

На тот момент на Земле, разумеется, установилось социальное равенство. Как минимум, формально. Не считая некоторых особенно сложных зон, без которых никуда, средний уровень жизни был весьма высок. Человек работающий, так или иначе, мог позволить себе вполне приличную жизнь, ряд социальных гарантий и прочие приятные штучки. Человек, не работающий по причинам объективным, мог рассчитывать на защиту и помощь. Вот только… абсолютное равенство невозможно. И разница в сроке жизни окончательно проложила эту черту для колонизационной эпохи.