Бог смерти не любит яблоки

Ли несла его осторожно, максимально улучшив амортизацию своего костюма, чтобы точно не растрясти раны. Танатос, полуприкрыв глаза, позволил себе просто получать удовольствие от её близости, лишь изредка поглядывая на окрестности особняка. За последние несколько минут они изменились кардинально: обломки боевых роботов, дыры от попадания мелкогабаритных снарядов, выжженная плазмой земля… Танатос прикинул потери роботов с обеих сторон и признал: учитывая ресурсы Эндрю и вводные, спецназ справился попросту на отлично. Быстрее смогли бы разве что боги…

Резкий выдох, сорвавшийся с губ Ли, привлёк его внимание.

— Что? — уточнил Танатос.

— Не разговаривай вслух!.. Я просто постаралась прикинуть, кого репортёры согласились бы продать за фото нас с тобой сейчас.

Танатос ухмыльнулся, представив, как они выглядят со стороны.

— Родную бабушку, — ответил он уверенно, — и вообще всё, что угодно.

— Вот и я о том же.

Пару мгновений они смотрели друг на друга, а потом уголки её губ чуть дрогнули. Она не рассмеялась, но её глаза сияли очень знакомым задорным весельем — тем самым, которое он привык видеть давно, ещё до Гвады-1.

Танатос позволил себе облегчённо улыбнуться и закрыть глаза.

Его Ли возвращалась… или, может, никуда и не уходила? В любом случае, она была там, под лицом-маской леди Авалон.

Его Ли была здесь. И значит, Танатос собирался, как и хотел всегда, просто быть с ней.

Чего бы это в конечном итоге ни стоило.

20

*

Ли смотрела на него сквозь толщу регенеративного раствора.

Она рассматривала высокие скулы, идеально очерченные губы, платы на щеках, вирт-гнёзда на шее, густые ресницы — и кончики её пальцев буквально сводило от желания прикоснуться. Ей было… странно.

За последние пару суток она будто бы прожила какую-то отдельную жизнь — и перевыполнила в этой жизни план по опрометчивым поступкам… Только вот пожалеть не получалось.

Как же ты попала, Ли. Как глубоко и серьёзно попала.

Она уже должна была быть в допросной, принимать отчёт по Эндрю, утрясать с Таной следующие шаги информационной кампании, решать тысячу и одну проблему. Но она стояла здесь, посреди импровизированной лечебной комнаты, и всё смотрела на пребывающего в анабиозе бога из пробирки. Она всё перепроверила, лично подключилась к местному вирту, удостоверилась в полной безопасности — но уйти всё равно не могла.

Было приятно просто смотреть на него, не скрывая и не скрываясь, сбросив все маски. Он сказал, что в состоянии регенерации ничего не видит и не слышит, и очень похоже, что это действительно так. Глаза закрыты, дыхание максимально замедленно, мозговые функции на низкой отметке… Он спит очень крепко, вокруг никого, и она может сбросить опостылевшую кожу — то, что казалось невозможным ещё несколько дней назад.

Теперь она не готова прийти и сказать своему персональному рептилоиду, что он был прав… Она тоже, конечно. Потому что эмоции всё усложняют, а уж любовь так особенно. Слепое пятно, слабость, точка излома, недопустимая глупость — вот что такое любовь для них, играющих в большую политику. И тут, увы, разночтений быть не может…. Одна проблема: Тана был прав тоже. Потому что, если разобраться, вещающие о силе любви придурки в смешных шапочках действительно спасают этот мир намного чаще, чем все политики, рассказывающие с помостов, кого именно во имя спасения мира нужно ненавидеть и за что.

Потому что, как ни странно, вопреки цинизму, здравому смыслу, логике вещей и контексту, в конечном итоге любовь всё же оказывается сильнее… Рано или поздно.

Чаще поздно, правда. Поздно для слишком многих. Но всё же — оказывается.

Ли вспомнила свою собственную речь. Она писала её с душой, она верила в эти слова раньше — но только теперь она осознавала их. Сердцем, кожей, каждым нервом.

Войны разрушают — планеты, жизни, судьбы, отношения, семьи. Они придуманы, чтобы разрушать… Но ничто не вечно. Однажды войны заканчиваются. Однажды смолкают какофонии орудий и крики пропаганды. Однажды наступает грань, за которой контекст перестаёт иметь значение и тает, словно дым.

Остаёшься только ты — и груз совершённого, и осознание сделанного, и тяжесть увиденного. И это всё сожрёт тебя, уничтожит, выжжет, превратит в монстра или пустую оболочку… Если только любовь не останется тоже. Если ты не найдёшь в себе силы испытывать её снова.

Так долго Ли говорила самой себе, что она не Ли вовсе. Так долго она подпирала проклятую дверь всем своим весом, только чтобы удерживать её закрытой…

Но такое решение не помогает. Не работает. Именно это Танатос наглядно показал ей вчера.

Не работает отрицание, не помогает молчание, ничего не меняет самовнушение. Говорить и слушать, прощать других и прощать себя, быть честным с собой и встречать других на полпути — вот они, рецепты, которые по-настоящему спасают. Всё остальное было и остаётся полумерой.

Она посмотрела на Танатоса, спящего под толщей регенератива.