— Да, я видела ваши представления, — сказала Ольга. — Пришлось даже поучаствовать. Криминала там, конечно, нет, но и толку, по-моему, немного. И потом: город у нас небольшой, вас все знают. Вряд ли можно испытать катарсис, понимая, что участвуешь в плохом любительском спектакле.
— Знаю. Но надо же чем-то заняться? Да и людям развлечение. А то все только и делают, что ждут да боятся. Вообще не понимаю, как мы все с ума не сошли. Вот Башмачников тут про коммунизм гнал и наврал, как всегда. В бога он, видите ли, не верит. Да он в него больше всех нас верит. И больше всех ждет и боится. Коммунисты, они ведь как хотели? Чтобы бог пришел, увидел то, что они уже все построили, обнял и прослезился. И на престол к себе посадил. Детский сад, короче говоря. Я, когда из дома сбежала, тоже все представляла то, что заживу сама по себе, а мама придет в гости и удивится, как у меня все круто устроено. И поймет то, что зря младшую сестру больше любила. А Башмачников знает то, что ни хрена он в итоге не построил да и жил черт знает как, и теперь трясется. Он по сектам-то действительно не по работе ходит. Ничего он тут не вынюхивает, а только жрет и пьет. Устал, наверное, в одиночку бояться.
— А вы зачем ходите? — спросил Митя.
— Да примерно за этим же. А ты, кстати, чем тут занимаешься? На обычного идиота-сектанта вроде не похож. Да и не зовет их сюда ваш Миряков.
— Я что-то вроде личного секретаря.
— Прикольно. Евангелие, значит, пишешь? Про меня не забудь. Пьесы ты, кстати, не пишешь? А то приходи к нам, мы новый материал ищем.
— Прошу прощения. Ольга Константиновна, если не ошибаюсь? — Миряков, оказывается, уже встал из-за стола и теперь нависал над Митей, держась руками за спинку его стула.
— Добрый вечер, Михаил Ильич. — Ольга тоже поднялась. Теперь оба стояли у Мити за спиной, а тот даже не мог вернуться к еде, поскольку Миряков никак не отпускал его стул. Как всегда в таких ситуациях, Митя думал о том, что кто-нибудь смелый и находчивый сразу бы придумал достойный выход: извинившись, стряхнул бы руку со спинки или тоже встал, чтобы поучаствовать в разговоре. Но он никогда не умел быть смелым и находчивым, поэтому продолжал сидеть, сложив на коленях руки с пустой чашкой.
— Простите, что не смог подойти раньше, — извинился Миряков.
— Ничего страшного: у вас очень интересные гости. Но если у вас сейчас есть время, мы могли бы где-нибудь поговорить?
— Конечно. Давайте на улице?
Когда Ольга и Михаил Ильич вышли из кухни, Митя, наконец, смог придвинуться к столу. Есть ему уже не хотелось. Теперь он расстраивался, что его не позвали с собой.
— Надеюсь, после беседы с Митей вы не питаете на мой счет никаких иллюзий? — Проверив, плотно ли закрылась за ними дверь, Миряков остановился на просторном крыльце, из четырех колонн которого до конца света дожили только три.
Ольга, шедшая впереди, остановилась и повернулась на секунду позже, чем он ожидал. Похоже, она думала, что Митя откровенничал по собственной инициативе.
— Я аферист, шарлатан, циник — кто угодно, только не религиозный фанатик. Вы были на сегодняшней проповеди: мы не поем хором, не впадаем в экстаз, не приносим жертв. Любой театральный кружок во главе с волооким непризнанным гением больше похож на секту, чем мы. Находятся, конечно, чистые души, считающие меня мессией, только что же здесь плохого? Ну, приносят они мне деньги и еду — так им же самим это в радость. Да и какие там деньги?.. На паперти за день больше соберешь. А со мной двадцать пять человек постоянно ездят, между прочим. Поверьте, сегодняшний вечер — это не спектакль специально для вас. Это совершенно нормальная проповедь. Если хотите, поговорите с моими гостями: все скажут то же самое. Они, кстати, лица незаинтересованные, в мою божественную сущность, к сожалению, не верят.
Ольга осторожно потрогала колонну и, убедившись, что та пока не собирается повторить судьбу соседки, прислонилась к ней.
— А как же этот ваш — Елисей? Мне он показался вполне восторженным юношей.
— «И жених сыскался ей, королевич Елисей», — задумчиво пробормотал Миряков. — Странная сказка, вы не находите? Яблоко это, воскресение. Какая-то библия времен матриархата, только основательно выхолощенная. Восторженного юношу зовут Елизар, — сказал он, встряхнувшись. — И юноша тоже не считает меня мессией, поскольку уверен, что истинный спаситель — это он сам. Правда, Елизар до сих пор стесняется в этом признаться, поэтому человечество по-прежнему в неведении.
— А вы тогда откуда знаете?
Михаил Ильич задумался. Ольга молча смотрела на него, ожидая ответа. В темноте вокруг общежития под тяжестью желания любви трещали кузнечики, и она вспомнила рассказ Башмач-никова. Казалось, будто в траве безуспешно пытались завестись десятки сломанных игрушечных танков, которые должны были отправиться на помощь двум солдатам.
— А черт его знает, — несколько удивленно признался, наконец, Миряков. — Может, рассказал кто? Да и вообще заметно ведь, нет?