Бог после шести

— Теперь я, пожалуй, начинаю догадываться — кто, — продолжил он, — мои подозрения подтвердились. Дело вот в чем. После суда все мы разбежались по своим норам, спрятались и притаились. И каждый из нас грыз свою душу в одиночестве. Но вот вчера вдруг появился Худо как ни в чем не бывало и пригласил меня на сбор притворяшек. Я пошел, хотел кое-какие подозрения проверить. Собрались мы на этот раз в мастерской у художника. Оказывается, у Олега есть в подвале своя художественная мастерская. Примечательно, что я там никогда не был. Почему они не праздновали Новый год в этом подвале, мне и сейчас непонятно. Может быть, просто не хотели привлекать внимание, — неуютно там, рядом с магазином, и вообще хлам. Не знаю. Во всяком случае, этот сбор был уже у Олега, в его мастерской. Собрались все, за исключением Янки. Почему они ее не пригласили, тоже не знаю. Олег, правда, сказал, что она больна. Но я ему не очень поверил, потому что Янка совсем недавно звонила мне и разговаривала бодрым голосом, и не похоже было, что она больна. Но не в этом суть. На этом сборище присутствовал не только Олег.

Виктор помолчал, подбирая слова. Николай Николаевич выжидательно и напряженно молчал.

— Получилось очень картинно, как всегда это бывало у притворяшек. Сначала Олег рассадил нас всех по разным пням и глыбам. Он, оказывается, не только рисует, но что-то лепит и скульптурит. И стал он рассказывать какие-то грустные байки о своем душевном состоянии, о том, что он все переосмыслил и что нужно принимать какое-то решение. Притворяшки должны перестроиться внутренне, духовно подняться на новую ступень. Он говорил то же, что и на суде: что все мы получили урок и в этом уроке содержится наказание, и так далее. Но звучало оно иначе. Олег будто успокоился и к чему-то приготовился. И вдруг, откуда ни возьмись, возник этот…

— Кто — этот?

— Да, я тебе не рассказал. Но был у меня один случай. Как-то возле завода я одного старичка из-под такси вытянул. Не то чтоб совсем старичка, но человека пожилого, Очень примечательная личность: здоровенный, такой худющий, высокий, со шрамом на лбу. Мне показался настоящим психом, особенно когда анафеме предал автомашину, которая его чуть не сбила. Представляешь? И вдруг я вижу — этот самый тип с лицом пророка-алкоголика возникает за спиной Олега. Олег его представил, назвал «брат Кара». Кара Карой, ладно. И как начал говорить этот Кара, получилось очень интересно. Такого я не слышал. Гитлер не Гитлер, но что-то гитлеровское здесь было. Говорил долго, много и всё на крике. А потом тихо, а потом снова кричать. Давал брат такое представление! На что уж притворяшки тертые калачи, а и то уши развесили. Ну, а обо мне и говорить нечего. Я просто обалдел.

— Да что ж он говорил, этот Кара?

— Странные штуки он говорил, подозрительные. Сначала все пугал: будто бы кто-то ходил в суд и узнал, что на нас собираются завести дело. Пересажают всех в тюрьму за Люськину смерть, разные сроки дадут. Ну, еще говорил о том, что мы якобы прошли первую ступень посвящения. Мы-де приобщились к богу стихийно. Раньше мы были разрозненными, между нами не существовало какой-то красной ниточки, которая связывает людей навеки. И сейчас мы, мол, окроплены кровью безвинно погибшей девы и являемся членами братства, которое должно носить ее имя. Не то чтобы он именно так сказал, но так я его понял. Поскольку Люся погибла по нашей вине, мы должны понести то наказание, которое не смог для нас определить общественный суд. Мы должны понести наказание в своей душе и через него очиститься. И возвыситься через это ощущение. А еще обещал всем нам бессмертие. О себе рассказал, будто в него немцы стреляли и пуля во лбу застряла. Вера спасла. Если мы будем верить, то и мы спасемся, как он.

— Но в вас же не стреляют?

— То-то и оно. Но все равно — от болезней и разных несчастий будем застрахованы навсегда. Он даже предложил присвоить название нашей группе, вроде бы как название улицы — имени Людмилы. Дескать, мы не притворяшки, а людмильцы. Во как!

— Ты запомнил этого человека, можешь описать его портрет?

— Смогу, он у меня как вылитый перед глазами. Почти как…

Виктор запнулся и замолк. Он хотел сказать, как образ той страшной, бледной и хрупкой руки, тянущейся к дверям дачи, в ту памятную новогоднюю ночь.

Николай Николаевич некоторое время молчал, потом заволновался:

— Значит, ты подозреваешь, что тут не все чисто? Есть еще и закулисные фигуры?

— То-то и оно! Когда я его слушал, меня все время не оставляла мысль о новогодней ночи. Мне даже показалось понятным, кто там был. И даже понятно, зачем там был этот человек.

— Да, — задумчиво сказал Николай Николаевич, — это выглядит правдоподобно. Круговая порука, шантаж, психологический стресс. Все подбирается одно к одному. Так, пожалуй, и следует действовать, создавая покорную секту. Во всяком случае, личность эту проверить надо так или иначе. Что ты думаешь предпринять?

Виктор развел руками:

— Я пришел к вам посоветоваться.