Хотите верьте, хотите нет, но сегодня эти глубокие рейды по тылам противника представляются мне даже более сладостными, чем следовавшие за ними «боевые действия». Потому что, сдается мне, дальше мы с Вэлом были куда как менее изобретательны и куда как более однообразны. А потому аспирантки своим юным женским чутьем раскусывали нас, как орешки, и просто-напросто великодушно позволяли нам потешить свое самолюбие. Вполне возможно, что из жалости. Надо же, вероятно, думали они, снисходительно наблюдая наши с Вэлом ужимки и прыжки, на что способны взрослые половозрелые самцы с хорошим образованием и приличным интеллектом, чтобы заполучить малую толику из того, чего у нас с избытком и хватит еще на сотню им подобных.
Представляю, как они потом обсуждали нас у себя в палатках (ведь женщины намного циничнее мужчин)! А посему каждая следующая «жертва» была прекрасно осведомлена о наших привычках и повадках и, не исключено, делясь потом впечатлениями с товарками, со знанием дела хмыкала «Ничего нового, все то же самое!» Воображая себя царями зверей, мы были, по сути, двумя жалкими мышками в когтистых лапках любопытных и игривых молодых кошек, которые не слопали нас лишь по той простой причине, что ни Вэл, ни я не казались им достойной добычей.
И то верно, чего с нас было взять? Вэл имел жену, ребенка и очень небольшую зарплату, из которой, в случае вычета алиментов, и на губнушку не наскребешь. Я, хоть и был по факту ни чем не обременен, выглядел в их глазах законченным раздолбаем без перспектив (и в этом, надо отдать им должное, они не ошибались). Одного они не предугадали, что Вэл, в отличие от меня, со временем придет в разум и, осознав, что в его преподавательской деятельности есть только один плюс – аспирантки становятся все моложе и моложе – подастся в бизнес и весьма в нем преуспеет.
Не знаю, кусали ли они потом локти из-за упущенной выгоды, а я ужасно злился на Вэла за то, что по его милости лишился чудесного летнего отдыха, не требующего моральных и материальных затрат. На какое-то время наша многолетняя дружба даже дала трещину, затем мы снова стали общаться, но значительно реже, так как новая Вэлова жизнь не позволяла ему сколь-нибудь длительных загулов, да и детей у него на почве оседлости прибавилось.
Значительно выросло и его благосостояние, требующее постоянной заботы и преумножения. Когда я был у него в последний раз, он увлеченно обустраивал свой только что отстроенный загородный дом с бассейном, сауной, бильярдной, отдельными спальнями и ванной для каждого члена семьи и гостей и кучей других буржуазных прибамбасов. И тем не менее, когда в процессе устроенной им для меня экскурсии по обретенным райским кущам, я спросил его, не жалеет ли он об экспедициях, глаза Вэла заволокла нежная ностальгическая пелена…
А спустя пару месяцев с Вэлом случилось странное, если не сказать мистическое, происшествие. С аппетитом вкушая вишни в собственном саду, он проглотил вместе с одной из них плодоножку. Казалось бы, такая ерунда. Собственно, Вэл этого даже и не заметил, а потом вдруг начал чахнуть. Врачи долго ничего не могли понять, потому что по всем медицинским показателям мой дружок должен был быть здоров, как бык, а он продолжал бледнеть и хиреть. Дошло до того, что однажды он не смог спустить ноги с кровати, и жена с помощью старших детей усадила его в машину и повезла к главным медицинским светилам. Надо отдать им должное, они быстро нашли причину Вэловой немочи, которая крылась в застрявшей в его прямой кишке злополучной вишневой плодоножке – но было уже поздно: к тому моменту жизнелюбивый мышонок, возомнивший себя львом, впал в кому.
С тех пор он так и лежит, весь утыканный трубками, соединяющими его с аппаратами, снабжающими суррогатами жизни – на это заработанных им капиталов пока еще хватает. За все время я навещал Вэла в больнице только однажды: протиснулся в палату, постоял у кровати, как солдат в почетном карауле, стиснув зубы и сожалея о том, что у меня нет автомата. С каким удовольствием я бы дал из него очередь в белый потолок, а затем по белым стенам, чтобы со всех сторон затрещало, заискрилось и посыпалось. В надежде, что от этого светопреставления Вэл выйдет из комы, вскочит с кровати, вырвет из себя разноцветные трубки и немедленно засобирается в экспедицию с аспирантками.
Глава XII
Да, а если вернуться к теме моей паранойи, проявляющейся в боязни собственного отражения, то в дополнении к ней с совсем уж недавних пор я стал одержим навязчивым страхом по поводу растущего у меня живота. То и дело я его ощупываю, или спрашиваю у кого-нибудь, насколько сильно он выдается. Славка надо мной откровенно смеется, старые подружки хмыкают и утешают, как маленького капризного ребенка. Чем я, по правде, частенько злоупотребляю. Дошло до того, что избалованный их почти материнской терпимостью, я, совершенно обнаглев, завел себе привычку, будучи с одной, обсуждать достоинства и недостатки других.