Бог неудачников

Больше скажу, я почти уверен, не исключай я их сам из своего списка после очередного замужества во избежание ненужных проблем, ни для одной из них оно не стало бы препятствием. И всего лишь потому, что отношения со мной они даже не считали бы супружеской изменой. Но как бы там ни было, они здорово скрашивают мою жизнь, помогают, дают советы. Без них я, наверное, свихнулся бы от одиночества, или, того хуже, женился, и тем самым обрек и себя, и какую-нибудь ни в чем не повинную жертву на жуткие незаслуженные мучения. Однако и на меня иногда нападает хандра, и я начинаю размышлять о том, что, по крайней мере, попробовать, может, и стоило бы… Но кто за меня пойдет? Старые подружки предпочитают любить меня время от времени, а новых еще надо завести …

Дороги они были еще и тем, что по большей части перешли мне по наследству от моих же друзей и приятелей, и это обстоятельство меня ничуть не смущало. Наоборот, гарантировало своего рода знак качества. Кроме того, чувство ревности было мне неведомо, за что я особенно благодарил матушку-природу. Я легко расставался со всеми, за исключением одной – Насти, и то не потому, что хотел, чтобы она осталась со мною (при разнице в двадцать лет желать этого всерьез было бы глупо), а потому, наверное, что я слишком много про неё знал и помнил.

Я знал день ее рождения, запах её любимых духов с интригующим названием «Агент-провокатор», размер её ноги, ее привычку в задумчивости покусывать пухлую нижнюю губку и трогательную способность неожиданно расчувствоваться на совершенно пустом месте. Помню, как однажды она чуть не разревелась над пучком пожухлой травы, обнаружив в нем символ бренности всего сущего. А я чуть не разрыдался, глядя на нее, готовый тут же пожертвовать остатком своих дней лишь бы засохшая былинка ей на радость вновь зазеленела.

Трудно сказать, имело ли влияние на моё чувство к Насте то обстоятельство, что она ни от кого ко мне не перешла. Конечно, до меня у нее был муж и наверняка кто-нибудь еще, однако к числу моих друзей-приятелей ни муж, ни кто-нибудь еще не относились, я даже никогда их не видел. Поэтому по логике вещей свой роман я должен был бы посвятить ей, если б не написал его за несколько лет до того счастливого мгновения, когда она меня, сорокалетнего циничного дядьку, взяла и форменным образом соблазнила. А теперь мне уже не зашифровать ее в слова, кишка тонка.

Что же касается остальных, то они в основном перепали мне с барского плеча (причем буквально, как в пошлом анекдоте) моего старинного друга юности Валентина Мировского, или попросту Вэла. В пору нашего особенно тесного общения он, окончив аспирантуру, начинал бурную преподавательскую деятельность на биологическом факультете, которая, помимо довольно занудной, по его словам, учебной работы, состояла в организации и проведении ежегодных летних экспедиций в различные уголки необъятной Родины с целью закрепления изученного материала.

Экспедиций Вэл ждал весь год и готовился к ним с творческим размахом и энтузиазмом. В этих целях в подсобке у него всегда имелся спальник для проверки, как он выражался, профпригодности соискательниц, двадцатидвух-двадцатитрехлетних аспиранток, которым Вэл без долгих разговоров и в популярной форме объяснял, что ломаки останутся без практики. Те, что отрадно, принимали такую постановку вопроса с единодушным пониманием и стоическим смирением, во всяком случае, никому из них не пришло в голову пожаловаться в деканат на сексуальный произвол моего дружка.

Скорее всего, они находили Вэловы притязания необременительными и само собой разумеющимися, страна-то как-никак была накануне официального вступления в эпоху рыночных отношений. Что, собственно, и подтвердило однажды устроенное нами среди практиканток (а я непременно ездил в знаменитые Вэловы экспедиции, заранее приурочивая к ним свой летний отпуск) шутливое анкетирование на тему «Как вы относитесь к сексу с преподавателями?». Так вот, тогда все наши респондентки ответили в том духе, что у них не убудет, а нам, старым козлам, должно быть стыдно. Помню, что на «козлов» мы с Вэлом ничуть не обиделись, а вот намек на возраст нас несколько напряг: ведь нам в ту пору не исполнилось и по тридцатнику.

Ах, какое чудесное было время! Ах, как я обожал и ценил Вэла за то, что он брал меня с собой и ни в чем не ущемлял. А негласное условие, по которому право первой ночи всегда предоставлялось ему как главному льву, меня ни капельки не оскорбляло, напротив, устраивало. Ведь по вечерам, сидя у костра и хищно разглядывая свой разгоряченный дешевым алкоголем прайд, мы делали выбор коллегиально.

После чего начиналась обработка очередной, пока не опробованной аспирантки, которую мы проводили сообща. С двух сторон на нее сыпались комплименты и лестные слова, при этом мы соревновались в остроумии и изощренности не столько перед новым объектом вожделения, сколько друг перед другом, перехватывая нить паутины обольщения, которую виртуозно плели, как два матерых паука.