Бог не проходит мимо

— Он что, пьяный? — поморщившись, в недоумении спросил Султан.

— Да вдрабадан, мы его из-под стола всего в блевотине выковыряли.

— Странно, у меня была информация, что он не пьет, — произнес Султан.

— Ахмет, там у нас гость, распорядись, чтобы, когда протрезвеет, его помыли, переодели. Как сможет говорить — сразу ко мне.

— Так зачем тебе этот вонючий кафир? — устраиваясь на подушках и закуривая элитную сигару, еще раз спросил Мавлади.

— Дорогой, ты покушай — барашек, шашлык, бери, что хочешь, ешь. Устал, отдыхай.

Мавлади понял, что на его вопрос Султан не ответит, все же Султан выше его, Мавлади, и запросто может не отвечать.

— Ты кушай, потом о делах поговорим, у нас есть что обсудить. Работы много навалилось, слава Аллаху.

На следующий день Мавлади уехал, а к вечеру Ахмет привел протрезвевшего, вымытого и переодетого отца Вячеслава. Выглядел он, мягко говоря, неважно: серое помятое лицо, огромные синюшные мешки под заплывшими глазами.

— Присаживайся, гостем будешь, — указал на стул напротив Султан.

Отец Вячеслав стоял как столб. Ахмед толкнул его в спину, дав понять, что надо садиться.

— Ахмет, ты можешь нас оставить, нам надо поговорить, я тебя позову, — в глазах его сверкнула усмешка. — Ах да, Ахмет, принеси нашему гостю стакан горячего чая и аспирин от головы. Ты прости, — обратился он гостю, — похмелиться тебе не дадим, а вот чаю с аспиринчиком — с удовольствием.

Отец Вячеслав неохотно присел и поморщился от головной боли. От еды его все еще тошнило, а вот горячего чаю хотелось нестерпимо, поэтому он был даже благодарен своему похитителю-незнакомцу, по крайней мере, его не сразу будут убивать.

— Зачем я вам понадобился и кто вы такие? — спросил иеромонах.

То, что это люди не от архиерея, он понял уже давно, да и архиерей померещился ему в пьяном бреду.

— А вот вопросы здесь задаю я, — строго ответил Султан и растянул губы в белозубой улыбке.

Отец Вячеслав поежился от его взгляда и проверил наличие на себе одежды, ему вдруг показалось, что его забыли одеть после душа.

«Почудилось, надо ж так перепить, «белочка», что ли, продолжается», — подумал несчастный.

Вошел Ахмет, похожий на араба из древних литографий, — черноволосый, кареглазый и очень красивый парень лет двадцати пяти, на подносе большая кружка дымящегося черного чая и стеклянный стакан с шипящей в воде таблеткой, — поставил перед носом отца Вячеслава и мгновенно удалился.

«Не отравили бы, бестии», — подумал пленник и машинально перекрестил стакан, сложив по-священнически пальцы.

Султан при виде крестного знамения, исходившего даже от такого ничтожества, что сидело перед ним, сделал омерзительно злую гримасу, но удержался от комментариев и каких бы то ни было действий. Он всегда умел держать себя в руках.

Отец Вячеслав гримасы не заметил и мгновенно опрокинул в себя стакан с аспирином.

— Ну что, приступим к делу, а то время идет, мы с вами здесь не на чаепитие собрались. Хотя вы чаек пейте потихоньку, в вашем состоянии очень помогает. Итак, я вам хочу предложить очень выгодную сделку, — он выдержал нужную паузу и продолжил. — Во-первых, я предлагаю вам отречься от вашей ложной религии и перейти в истинную. Вы, наверное, и сами прекрасно понимаете, как человек с академическим образованием, что христиане исказили принцип единобожия и теперь, слава Аллаху, единственная истинная и чистая религия — это ислам, а единственный истинный пророк, чье послание дошло до нас неискаженным, — это Мухаммед, да благословит его Аллах и приветствует.

— О, нет, нет, я с вами дискутировать на богословские темы не собираюсь, — поспешно вставил пленник.

— Не перебивайте, я еще не договорил, я тоже дискутировать, тем более с таким, как вы, не собираюсь.

Султан глянул на своего невольника так, что тот опять заерзал и стал теребить одежду.

— Так-то лучше, я надеюсь, что мы здесь не шутки шутить собрались.

Отец Вячеслав и не собирался с ним спорить, он вообще никогда никому не перечил, но боялся, страшно боялся, он ненавидел себя за эту вечную трусость. Он никогда не мог возразить ни матери, ни другим людям, вершившим его судьбу. И вот теперь какие-то негодяи похищают его и начинают к чему-то принуждать, и он опять не сможет отказаться. Он уже знал, что не откажется, его загнали, как зверя. Вначале Нина, теперь эти.

— Итак, я предлагаю вам принять истинную веру — ислам, я вам предлагаю самый чистый ислам, даже не тот ислам, о котором вы привыкли слышать в своих кругах, но это детали.

— Расстригой, что ли, хотите меня сделать? — робко, почти заикаясь, спросил неволец.

— Ха, ха, ха, — рассмеялся Султан, обнажив стройные ряды идеальных зубов, — ой, не могу, расстригой, да ты и так без пяти минут расстрига. Ты что, думаешь, твой архиерей тебя за твои выходки по головке погладит? Может, он тебе приход предложит и жену при этом в придачу или сделает тебя своим секретарем, а? Да тебе в лучшем случае светит, как там у вас называется, запрещение, а в худшем — лишение сана.

— Извержение, — поправил его пленник, обхватив голову руками и нагнувшись, словно сейчас зарыдает.