Настя доехала до знакомого с детства так называемого «Дома быта», где ее отец много лет проработал часовым мастером. Сколько она себя помнила, столько отец там работал, в обычной часовой мастерской. В детстве она любила сидеть в его мастерской, сплошь заваленной и уставленной самыми разными часами, которые, как живые, тикали и такали дружным хором, выводя свою собственную, особую, неповторимую музыкальную симфонию времени. В такие моменты она погружалась в особый мир созерцания, представляя себя в сказочном замке времени.
Отец был очень рад ее внезапному появлению.
— Доченька, — он встал со своего места и устремился ей навстречу, — какими судьбами, ты что же отца не предупредила, я бы тортик купил или пирожное.
— Ничего не надо, пап, я случайно в Москву приехала, зуб лечила, — ответила Настя, целуя его в мягкую, всегда идеально выбритую щеку.
Настя заметила, как он постарел, как много новой седины появилось в его некогда пышных и черных волосах. Она унаследовала его волосы, такие же кудрявые и черные.
— Дочка, садись, садись, я чайку сейчас заварю, — засуетился отец, насыпая дешевый черный чай в две большие эмалированные кружки. Настя ненавидела этот чай и терпеть не могла, когда его заваривают именно таким способом, но промолчала, чтобы не обижать отца.
— Садись вот здесь, сейчас чайку попьем, — заботливо суетился вокруг нее отец, — хорошо, что ты приехала, я хотел тебе сказать одну вещь, думаю, ты обрадуешься, ты ведь все меня в свою религию приглашаешь.
— Ну ты скажешь, пап, ну как можно в религию приглашать, прям смешно, — усмехнулась Настя.
— Ну так и есть, приглашаешь или агитируешь, — засмеялся отец.
— Пап, никого я не агитирую. Ну и что ты мне хотел сказать?
— Знаешь, дочка, я тут много размышлял и пришел к следующему, очень любопытному выводу, что наши все-таки были неправы, — и Илья Давидович многозначительно поднял указательный палец.
— В смысле, кто — наши? — спросила Настя, отпивая противный горький чай.
— Кто? Евреи, кто же еще. Не правы насчет Иисуса.
Настя замерла, от отца она еще ничего подобного не слышала.
— И в чем они не правы насчет Иисуса? — осторожно спросила Настя, отставляя в сторону кружку.
— Прочитав много книг, в том числе и Библию, я нашел очень интересную вещь. Пророчества в Библии, да и в Торе тоже, говорят об одном человеке — Машиахе. Евреи сейчас считают, что он еще не пришел и что его пришествие впереди, но в этом-то они и ошибаются. Мессией как раз и был Иисус. Вот к какому выводу я пришел.
Отец посмотрел на дочь с лукавой хитринкой в глазах и многозначительно подмигнул, словно приглашая присоединиться к только что сделанному открытию. Он всегда так делал, когда делился свежими мыслями.
— Ты и Библию прочитал? Я не знала, что… Пап, так тебе, может, креститься? — робко спросила Настя.
— Э нет, погоди, не торопи, вот ты меня опять и приглашаешь в свою религию, я далеко не все еще обдумал, я пока только сказал, что понял, что Мессия — это и есть Иисус, — отец потер ладони и опять лукаво подмигнул, глаза его радостно сияли.
Настя не знала, что и ответить. Отец всегда отличался нестандартным, оригинальным мышлением, и его умозаключения подчас ставили Настю в тупик. Она давно хотела, чтобы родители пришли к Богу, но этот вопрос был закрыт в их семье. Особенно мать не любила всех этих разговоров. И вот теперь отец сам поднимает эту тему, можно сказать, извечный вопрос. К тому же до недавнего времени он убеждал ее в нелепости веры в Богочеловека и даже говорил, что мусульмане правы, что не верят в это: мол, у иудеев и мусульман это общее, можно сказать объединяющее начало. Они с отцом почти повздорили тогда, и Настя уезжала от него с очень тяжелыми чувствами на душе. И вот теперь отец говорит прямо противоположные вещи и практически признает главный христианский догмат. Настю это и радовало, и пугало одновременно. Пугало то, что отец в своих размышлениях может опять куда-нибудь уйти и в следующий раз она может от него услышать что-либо противоположное.
«Может, папа придет к вере, — думала Настя, спеша на электричку. — Может быть. Как бы я хотела этого! Господи, помоги ему прийти к вере».
— Привет, Настена! Кормить будешь? — бросила Алена, проходя, прихрамывая, в прихожую.
— Аленка, ты почему хромаешь?
— Я поскользнулась на какой-то дряни возле вашей помойки.
— А что ты делала возле нашей помойки?
— Настюха, не доставай глупыми допросами, машину я там парковала, больше негде. Кормить-то будешь? Вначале накорми, напои, баню истопи, а потом и расспрашивай, — проворчала Алена, проходя в ванную.